Вернуться на главную страницу
О журнале
Научно-редакционный совет
Приглашение к публикациям
Архив номеров

МЕДИЦИНСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ: ПОЛЕ ПРАКТИКИ И
ЗАДАЧИ НАУЧНОЙ ДИСЦИПЛИНЫ

Алёхин А.Н. (Санкт-Петербург)

Алехин Анатолий Николаевич

член редколлегии журнала «Медицинская психология в России»;

– доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой клинической психологии РГПУ им. А.И. Герцена.

E-mail: termez59@mail.ru



Аннотация. В статье утверждается совершенно самостоятельный статус медицинской психологии как научной дисциплины, обеспечивающей собственную практику. Анализируются причины несостоятельности психологии в решении практических задач, порождаемых общественной практикой и неправомерность её экспансии в сферу медико-психологического знания. Рассматриваются возможности реконструкции и дальнейшего развития медицинской психологии в качестве естественнонаучной дисциплины, имеющей собственное теоретическое и практическое значение.

Ключевые слова: психическое здоровье, психическое расстройство, знание, наука, психология, медицинская психология, практика, теория, методология, рефлексия, концептуальное моделирование, теория.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.


Немного осталось таких сфер в жизни и деятельности современного человека, в которых он, несмотря на стремительное расширение технических и информационных возможностей, остаётся всё так же, и чем дальше, тем больше уязвим и беззащитен. Одной из таких сфер является психическое здоровье населения. Известно, что за прошедшее столетие распространенность психических расстройств существенно возросла: заболеваемость психотическими расстройствами повысилась в 3-7 раз, а расстройствами непсихотического уровня и аддиктивными расстройствами – более чем в 40 раз. И это несмотря на постоянные усилия по развитию и совершенствованию системы охраны и укрепления психического здоровья.

Весьма показательны данные, представленные в Отчете о Европейской конференции ВОЗ на уровне министров «Охрана психического здоровья: проблемы и пути их решения» [WHO, 2005], отмечается: «Психическое здоровье в настоящее время относится к числу наиболее серьезных проблем, стоящих перед всеми странами Региона, поскольку в тот или иной период жизни проблемы психического здоровья возникают, по крайней мере, у каждого четвертого человека. … Из 870 миллионов человек, проживающих в Европейском регионе, согласно оценкам, около 100 миллионов человек испытывают состояние тревоги и депрессии; свыше 21 млн. страдают от расстройств, связанных с употреблением алкоголя; свыше 7 млн. страдают болезнью Альцгеймера и другими видами деменции; около 4 млн. – шизофренией; 4 млн. – биполярными аффективными расстройствами и 4 млн. – паническими расстройствами… Психоневрологические расстройства являются второй по значимости причиной бремени болезней в Регионе после сердечно-сосудистых заболеваний… На долю психоневрологических расстройств приходится также более 40% всех хронических заболеваний, и они являются важнейшей причиной утраты здоровых лет жизни в связи с инвалидностью. Во многих странах 35–45% случаев невыхода на работу связаны с проблемами психического здоровья. Одним из наиболее трагических последствий психических расстройств являются самоубийства. Девять из десяти стран мира с наиболее высокими показателями самоубийств находятся в Европейском регионе. Согласно последним имеющимся данным, ежегодно добровольно уходят из жизни около 150 000 человек, из которых 80% – мужчины. Самоубийства являются ведущей и скрытой причиной смерти среди молодых людей, занимая второе место после дорожно-транспортных происшествий в возрастной группе 15–35 лет».

Отечественная статистика производит еще более удручающее впечатление [Кошкина Е.А., 2001; Чуркин А.А., Михайлов В.М., Касимова Л.Н., 2001; Дмитриева Т.Б., Положий Б.С., 2005]. По оценкам экспертов более 30% населения нуждаются в лечебной или консультативной помощи врача-психиатра и других специалистов в области психического здоровья, прежде всего психотерапевтов в сотрудничестве с медицинскими психологами. По разным данным, от 30 до 50% лиц, обращающихся за помощью в поликлиники и стационары, страдают не соматическими, а пограничными психическими расстройствами [Смулевич А.Б., 2001]. Скрытая заболеваемость предполагается еще выше, поскольку донозологические формы нарушений психической адаптации как правило, не могут быть учтены, а люди, впервые столкнувшиеся с переживанием психических расстройств, не способны так идентифицировать их и самостоятельно не обращаются к специалистам. К тому же психологическая культура нашего населения (в силу отсутствия соответствующего опыта и несформированности системы оказания психологической помощи) невысока: обращение к специалисту по «психологическим проблемам» до сих пор, по мнению большинства россиян, является компрометирующим поступком либо «развлечением для богатых» [Юревич А.В., 2008].

Как и во всем мире, рост заболеваемости психическими расстройствами в РФ происходит преимущественно за счет непсихотических расстройств, в патогенезе которых ведущую роль играют психогенные факторы: психотравмирующие обстоятельства, внутри- и межличностные конфликты, неблагоприятные социальные условия. Естественно, что подходы, средства и методы «большой психиатрии» оказываются в данном случае не адекватными запросу, который в сущности является не психиатрическим, а медико-психологическим.

В целом, традиционные организационные формы оказания помощи населению при психических расстройствах, реализуемые государственной службой психиатрической помощи, не соответствуют складывающейся действительности. Трудности, с которыми сталкивается гражданин новой России, значительно превосходят по своей значимости любые локальные, частные и ограниченные по времени стрессовые воздействия. Изменения ценностей и ориентиров в индивидуальной реальности каждого конкретного человека [Курпатов А.В., Алёхин А.Н., 2002], продиктованные социальными трансформациями, сказываются на изменении отношений по всему спектру личностных систем, от межполовых и брачных отношений [Foucault M., 1984], до, по сути, духовных сфер отношения к феноменам смерти, жизненных смыслов [Binswanger L., 1942; Frankl V., 1967] и т.п.

Проекции исторического опыта на формирующуюся социо-культурную ситуацию позволяют рассматривать ее как психотравмирующую, а состояние психического здоровья населения – как кризис адаптации человека: формирование способов жизни (в самом широком смысле этого термина) происходит параллельно с формированием самой среды, в которой эти способы должны осуществляться. Человеку приходится адаптироваться к условиям, которые и сами еще находятся в процессе становления, создается ситуация хронической дезадаптации, при которой вновь обретенные формы адаптации должны изменяться прежде, чем успеют более или менее сформироваться. В медицинской литературе вводится соответствующий термин – социально-стрессовые расстройства. Личностная дезориентация актуализирует целый ряд защитных механизмов [Александровский Ю.А., 2000], которые, в свою очередь, закрепляют дезадаптивное поведение, а также модифицируют феноменологию нарушений психической адаптации, придавая им новый, зачастую совершенно необычный облик. Об этом свидетельствуют наблюдения за «сектантами» и «экстрасенсами», «фанатами», другими представителями маргинальных субкультур.

Врачи-психиатры, вооруженные клиническим методом и ориентируясь на феноменологию страдания, не всегда могут адекватно оценить характер, природу и структуру психогенных расстройств. Феноменология последних претерпевает кардинальные изменения под действием исторических и социальных условий [Абабков В.А., 1992]. Психические расстройства выявляются не только у лиц с акцентуациями характера, но и у конституционально здоровых людей. Этот факт, совершенно новый и необычный, порождает у специалистов искушение рассматривать те или иные проявления нарушений психической адаптации во взаимоисключающих системах координат: либо в соответствии с МКБ-10, как психическое расстройство (болезнь), либо как адекватные реакции на стресс.

Фактически,  современная система охраны психического здоровья (в рамках общей системы здравоохранения) оказывается несостоятельной  в решении важнейших проблем общества: предупреждения нарушений психического здоровья, эффективного лечения психических заболеваний и социальной интеграции лиц с психическими расстройствами. Кризис этой системы не может не вызывать тревогу и оправданные опасения за будущность населения России. Однако, как известно, любой кризис несет в себе не только разрушительное начало, но и конструктивное – это возможность для выработки нового, более совершенного знания. Сложившаяся ситуация, выявляя дефекты современного узко-медицинского подхода к проблеме психического здоровья, дает шанс психологии, долгое время испытывавшей ограничивающее влияния идеологической системы,  выявить свои возможности, реализовать свои идеи, применить свои концепты и методы в решении вполне конкретных, остро значимых для общества проблем.

Именно сейчас психология, не стесненная явной цензурой и идеологическим прессингом, может предложить свое научное знание для совершенствования системы предупреждения и коррекции дезадаптационных расстройств, возникающих по психологическим закономерностям и занимающих, как уже отмечалось, центральное место в структуре нервно-психической заболеваемости. (Со слов свидетеля событий, уже ставших историей, Бориса Вениаминовича Иовлева, один из корифеев отечественной медицинской психологии и психотерапии В.Н. Мясищев искренне полагал, что психологи – тогдашние выпускники университета, придя в клинику, будут значительно компетентнее в этих вопросах, чем даже врачи). И именно сейчас психология может принять активное участие в обсуждении таких актуальных проблем как реформирование системы образования, здравоохранения и т.д.

Но. И это парадокс. Так долго ожидавшая своего «звездного часа», психология оказывается не готовой дать ответы на поставленные обществом вопросы, фактически отстраняется от них.

Весьма показательны в этом плане трудности в законодательном оформлении профессиональной психологической практики. Уже принят в Москве и активно обсуждается в Санкт-Петербурге Закон о психологической помощи, при том, что ни само понятие психологической помощи, ни показания к ней, ни противопоказания самой психологией не выработано, о чем свидетельствует разнообразие подходов, определений, нередко их наивная  «обыденность».

Несмотря на глубокую разработанность методологии психологического тестирования, психология так и не сказала своего веского слова при обсуждении проблемы перехода в системе школьного обучения России к единому государственному экзамену, а также при введении других форм модернизации образования.

Сегодня научная психология и психологическое просвещение граждан РФ должны, казалось бы, приобретать первостепенное значение, однако и здесь возникают парадоксы. «Академическая психология», уже и в отсутствии идеологического покровительства сохраняет сугубо философствующую позицию, не снисходящую до нужд и чаяний живого человека.

В недавно изданной монографии: «Проблемы психологического исследования. Указатель 1050 докторских диссертаций 1935-2007 гг. [Анцупов А.Я. с соавт., 2007] на основании детального анализа динамики защит докторских диссертаций по психологии и их содержания утверждается среди прочего: «слабая зависимость психологии от положения дел в российском (советском) обществе. Страна сама по себе, а психология сама по себе» (с. 91).

Как и в годы идеологического давления, совокупное профессиональное психологическое знание в отношении к действительности разворачивается в ортогональной плоскости. К сожалению, в отсутствие четкой методологической основы предметом научных психологических изысканий привычно становятся плохо определяемые и постоянно умножаемые понятия: психологическим феноменом или закономерностью объявляется результат статистического манипулирования рядами оценочных шкал, а процедуры означения и переозначивания обыденного знания возводятся в статус научного факта. Психологическая же практика во многом заражена и дискредитирована поп-психологией, соединяющей в себе черты житейской психологии и всевозможных паранаук [Юревич А.В., 2007]. В перечне услуг населению психологическая помощь нередко ставится в один ряд с косметическими услугами, траволечением и услугами экстрасенсов т.п. Очевидным признаком разложения научной психологии становится ее «заигрывание» с религией и попытки беззастенчивого вторжения в сферы надличностного опыта, духовности (чего стоят хотя бы инициативы по разработке опросников для оценки уровня совести и духовного потенциала).

Весьма симптоматично в этой связи то, что психология прекратила свое существование в качестве дисциплины специальности в системе высшего образования и то, что в Российском законодательстве (исключая некоторые подведомственные руководящие документы) психология вообще не квалифицируется в качестве профессиональной деятельности [Беребин М.А., 2010].

В защиту психологии можно сказать, что для ее включенности в решение государственных задач и отстаивания своего статуса нет достаточных организационно-правовых предпосылок: в частности, по мнению А.В. Юревича (2008), психология не столько отстраняется от глобальных проблем общества, сколько отстранена от них. Однако представляется, что недоверие общественных структур и психологии взаимно, обусловлено не только историческим опытом, но и актуальным поведением профессионального сообщества.

Следует отнестись с уважительным понимание к тому, что на протяжении всей своей истории советскую, а потом и российскую психологию вопросы практической значимости волновали преимущественно как обязательный фрагмент текста диссертационного исследования. Психология выполняла социальный заказ на обслуживание официальной идеологии. За исключением ограниченного круга специальных психологических дисциплин (патопсихология, нейропсихология, психология аномального развития), «академическая» психология решала задачу разработки подходов к воспитанию человека новой, коммунистической, формации. Однако вот уже 20 лет, как заказ на такую работу закрыт. И психология в силу обстоятельств уже сугубо экономического характера выдвинулась из «академических» стен и «шагнула в народ», обратилась к практике. Однако в отсутствие адекватной подготовки, систематической работы по научному обоснованию решений реальных практических задач психология на этом пути довольно быстро растеряла былую импозантность.

Максимальным достижением уже российской психологии оказалось некритичное творчество, в рамках импортированных психотерапевтических «учений», от ортодоксального психоанализа до модных и теперь онтопсихологии и дианетики. В порыве энтузиазма вопросы научной обоснованности и должной профессиональной подготовки ушли на задний план, что, конечно, сыграло плохую службу репутации сообщества психологов. Характерно, если в начале своего «освобожденная» психология России шла под знаменами понятий личностного роста, экзистенциального выбора, самоактуализации и т.п., то теперь уже (возможно, вслед за новыми идеологическими веяниями) в психологических исследованиях актуальными заявляются темы лояльности, приверженности организации, толерантности и т.п. Казалось бы, спустя уже 20 лет, когда становятся очевидны последствия бездумного увлечения психологическими «практиками», должно придти понимание необходимости строгого и глубокого осмысления проблемы научных и этических оснований психологии, ее прикладного значения в соответствии с реальными проблемами общества. Однако такого понимания нет. Усилия по рефлексии складывающейся ситуации минимальны и не затрагивают самосознание психологического сообщества в целом, которое, по-видимому, уже адаптировалось в условиях нестабильности экономической действительности, непритязательности реальных и потенциальных потребителей психологических услуг, размытости собственного предмета и вечной  зыбкости научных оснований.

Нельзя сказать, что методологические проблемы в психологии не рассматриваются. В последние годы вышел целый ряд работ, отражающих дискуссии относительно методологического кризиса в психологии [Василюк Ф.Е., 1996; Мазилов В.А., 2006; Журавлев А.Л., Юревич А.В., 2007 и др.]. Однако никаких решений не предложено, и, что характерно, например, при обсуждении проблемы методологического плюрализма этот плюрализм воспроизводится. Фиксация и анализ кризиса мировой психологии, проведенные еще Л.С. Выготским (1982), адекватно отражали состояние психологической науки в 30-е годы прошлого столетия. Точно так же как и сейчас наука тогда оказалась не в состоянии осмыслить опыт тотальной трансформации уклада жизни человека. И ясным направлением выхода из кризиса Л.С. Выготский полагал методологическую работу по созданию общей психологии, метапсихологическую работу. Нынешние дискуссии о кризисе сводятся лишь к фиксации множественности и несвязности теоретических изысканий, которой отмечено современное состояние психологии. Такое состояние знания всего лишь свидетельствует его донаучный статус, а, приняв во внимание историю психологического знания, можно констатировать, что в качестве подлинно научной дисциплины психология так и не оформилась. Причины тому, конечно же, не сводимы к привычным заявлениям о «чрезвычайной сложности объекта познания». Вся история современной психологии – убедительная иллюстрация тезиса о нежизнеспособности науки, сторонящейся решения практических задач. Психологическая практика конечно же осуществляется в самых разнообразных, порой экзотических формах, но вся эта «психологическая» работа в отсутствие научного обоснования сомнительна не только с этической, но и с юридической точки зрения, не говоря уже о проблеме дискредитации самой профессии. Парадокс: есть производство знаний, есть психологическая практика, с этим производством никак не связанная, только нет решения актуальных практических задач, прежде всего, связанных с охраной психического здоровья.

Чтобы понять, что могло бы послужить основанием для преодоления сложившейся ситуации, необходимо начать с начала и ответить на два принципиальных вопроса:

1.   В какой части поля социальных практик принципиально возможно (или уже оформлено) знание, приближающееся к соответствию критериям научности, или, иными словами, какая часть практики может и должна быть возведена в предмет науки?

2.   Какая часть этой практики целесообразна в принципе?

Ответ на вопрос о том, какая часть практики может быть научно оформлена, имеет непосредственное отношение к вопросу о предмете психологии. Это одна из фундаментальных проблем, всегда вызывавших наиболее острые дискуссии. Очевидно, что если знание не претендует на статус науки и, главное, не покушается на вмешательство в жизнь человека, то оно может объявлять своим предметом все, что угодно. Это, собственно, и происходит в психологии, где в предмет возводятся и душа, и дух, и совесть и мораль, и судьба и гендер, и множество других слов. Было бы ошибкой считать, что это, хоть и бесполезное, но безвредное занятие. Повинуясь экономическим реалиям, рано или поздно исследователи вынуждены искать (и находят) способы внедрения своих умопостроений в практику. Достаточно вспомнить историю педагогических инноваций последнего времени, странным, но достоверным результатом которых стало катастрофическое снижение грамотности населения. Последствия таких экспериментов ещё станут  предметом самостоятельного исследования.

Если же не оставлять попыток стремиться к точному знанию, то на этом пути психология может и должна иметь дело лишь с тем немногим в поведении человека, что поддается операционализации, оценке и прогнозированию.

Причем сфера практики – это уже ответ на второй вопрос, касающийся целесообразности, – должна иметь, безусловно, значимые цели. Чрезвычайно важно, что эти цели не могут определяться самой психологией: порождение собственных целей – причина болезненной пролиферации психологических симулякров. Любое вмешательство в жизнь человека допустимо лишь при условии жесточайшего обоснования, и, как показывает весь исторический опыт, единственным бесспорным обоснованием добровольно допускаемого человеком вмешательства было, есть и будет сохранение и поддержание его жизни и здоровья.

В контексте означенных проблем особое значение приобретает определение научного статуса и положения медицинской психологии. По соображениям, мало связанным с наукой, она была переименована в клиническую психологию, и вместе с именем начинает утрачивать свою суть, определяемую всей логикой ее исторического формирования. Медицинская психология определялась так отнюдь не из соображений цели, как, например спортивная психология или организационная психология, а по генезу, подобно другим естественнонаучным дисциплинам, формирующим основания для медицинской практики. Она всегда имела собственный статус, определявшийся особенностями ее становления и развития, которые обеспечивали ей относительную независимость от психологии, восходящей к гуманитарно-философской традиции [Алёхин А.Н., 2009]. Характерно, что и сейчас, определяя медицинскую психологию всего лишь как «отрасль психологии….», то есть часть целого, при обращении к практическим задачам, психология как целое редуцируется, по сути, к этой своей части, заимствуя из нее все, начиная с терминологии и концептов, вплоть до техник вмешательства.

Весьма характерным в связи с этим является то, что практические психологи зачастую объявляют свою деятельность психотерапией. Очевидно, что такая попытка - через наименование сблизить свою практику с врачебной - малообоснованна. В психологии не разрабатывались и не оформлялись концептуально соответствующие представления о психике («организм» в медицине), ее страдании («болезнь» в медицине) и средствах его ликвидации («лечение» в медицине). Психотерапия же как врачебная практика своим происхождением обязана изучению пограничных психических расстройств, и все исторически сложившиеся концептуальные построения в ней – результат попыток осмысления и оформления практик работы с ними. В психотерапии сложилось множество авторских «теорий личности», теорий происхождения симптомов, техник психотерапевтической интервенции, которые, конечно, за редким исключением, не научны, но и по генезу своему таких целей не заявляли. Психология же, долгое время «создавая» свои теории (отражения, психики, личности, мотивов, деятельности и т.п.) практическим смыслом последних не озадачивалась, собственных средств для научного оформления хотя бы известных авторских психотерапевтических моделей в ней нет. В этой ситуации сами термины «психологическая диагностика», «психологические симптомы», «психологическая техника», «терапия» представляются не более чем симулякрами [Baudrillard J., 1981].

Психотерапия как вид профессиональной деятельности психологов, порождает много вопросов, и последние становятся предметом профессиональных дискуссий. Возможна ли «психологическая психотерапия»?  Вероятно, ей ещё только предстоит разрабатываться, если в основу будет положено медико-психологическое знание, которое, как уже подчеркивалось, рождалось в связи с решением задач врачебной практики и долгое время развивалось в естественно-научном русле. В отличие от многообразных отраслей психологии, психологии в целом, медицинская психология, зародившаяся в недрах физиологии и медицины, воплотила в себе характерный для них естественно-научный подход к исследованию человека. В своем становлении она представляла собой расширение сферы практического человекознания, которое являлось естественным продолжением врачебной практики.

Историческим подтверждением особого статуса и особых возможностей медицинской психологии является уже то, что даже в 20-30-е годы, когда в психологии создавалось множество школ и открыто заговорили о кризисе, медицинская психология сохраняла свой суверенитет, разрабатывала собственный метод, концептуальный аппарат и другие элементы научного знания.

Такая устойчивость медицинской психологии объяснялась ее практической ориентированностью, ответственностью и наличием действительных критериев верификации формирующегося в ней знания. Так была оформлена патопсихология, решавшая задачи дифференциальной диагностики нервно-психических расстройств, нейропсихология, решавшая задачи топической диагностики и реабилитации больных с локальными поражениями головного мозга, специальная психология, решавшая задачи воспитания и обучения детей с аномалиями развития.

Эти тенденции в развитии медицинской психологии, ее относительная целостность и независимость от идеологии сохранялись вплоть до 70-80-х годов. Именно достижения медицинской психологии и стали основанием для создания уже к 1966 г. факультетов психологии ЛГУ и МГУ, и, как казалось тогда, условий для формирования фундаментального психологического знания.

Однако сегодня уже можно констатировать: начало массовой подготовки и оформление института профессиональных психологов повредило естественному ходу развития медицинской психологии. Смещение предмета исследований из сферы практических задач в сферу «академической деятельности»,  обремененной к тому же задачами обслуживания идеологии, привело к тому, что изучение поведения живого человека в разных обстоятельствах жизни подменилось конструированием и изучением терминов, и этот процесс, в силу уже собственных закономерностей, приобрел необратимый характер. В результате этой болезнью поражена и медицинская психология уже в новом своем обозначении - клиническая. Она утрачивает так характерную для нее ранее ориентированность на классические критерии научности, то, что позволяло ей сохранять свою жизнеспособность.

Нет необходимости возражать тому, что естественно-научный подход в психологии – есть подход с ограниченными возможностями и позволяет описать лишь простые формы реагирования человека в экспериментально (или иным образом) ограниченных условиях. Следует принять и упреки в игнорировании уникальности и сложности человека, в редукционизме. Да, действительно, естественно-научный подход невозможен без редукции, но нельзя не согласиться, что возможности познания человека изначально ограничены, а потому необходимо, по мысли Гете, «понять постижимое и спокойно принять непостижимое», или, как это сформулировал Л. Витгенштейн: «о чем можно сказать, можно сказать ясно. О чем сказать нельзя - надобно молчать». Такая научная честность обеспечивает большее уважение к душе, духу человека, чем заносчивое теоретизирование о них, не говоря уже о попытках «измерения» при помощи тестов и других психодиагностических инструментов.

Неотложной организационной задачей медицинской психологии сегодня становятся «карантин» и «иммунизация» против хронических болезней психологий. Как это сделать в условиях безудержной экспансии наукоподобных умопостроений, как сохранять и развивать собственный концептуальный аппарат, привязанный к действительности, как систематизировать огромное поле эмпирического знания – это и является актуальной научной задачей современной медицинской психологии.

Решение этой задачи упирается не в дефицит эмпирических знаний, их как раз в науках о человеке накоплено предостаточно. Проблема в том, что существующие способы анализа знаний лишь углубляют дифференциацию научных дисциплин, то есть проблема в способах систематизации знания. Это – проблема методологии, которая неоправданно избегается в столь сложной системе как психология [Пископпель А.А.,1999].

Рабочая теория медицинской (клинической) психологии должна представлять собой целостную систему концептуальных моделей, непротиворечиво описывающих поведение человека на разных уровнях его (поведения) организации, движущие силы и механизмы реализации его активности, системы регуляции поведения и механизмы его нарушения, процессов формирования и развития психики и личности, механизмов адаптации и дезадаптации. Основные элементы такой теории есть, и они созданы в различных научных дисциплинах: в биологии и физиологии, сравнительной психологии, антропологии, социальной психологии, психопатологии. Теория научения, теория психических процессов, теория стресса и адаптации, теория культурно-исторического развития, все это доступный и достаточный материал для отстраивания нового здания медицинской психологии. Проблема заключается лишь в методологически выверенном основании для систематизации этих элементов. Для решения этой проблемы необходимы поиск и утверждение универсальных естественно-научных концептов, пригодных для описания открытых динамических систем и процессов независимо от их содержательного наполнения. Необходимо принять верифицируемые научные концепты, инвариантно описывающие системы разного уровня организации в их целостности и динамике. Не понимая методологического значения подобных концептов, можно спорить о содержании и степени их обоснованности.

Конечно, необходимо отдавать отчет в том, что работа по созданию действенной теории в медицинской (клинической) психологии требует серьезных усилий. Нынешнее время не располагает к такой работе. В эпоху всеобщей информатизации знание тиражируется непрерывно, вопросы научного обоснования становятся все менее актуальными, и в научном сообществе отчетливо видится снижение интереса к проблемам методологического характера, это – факт и с этим следует считаться. Вместе с инфляцией идеологий уходит интерес к фундаментальным проблемам познания. Значит ли это, что следует отказаться от научной деятельности? Вернется ли человечество к цеховому принципу ремесленничества с передачей секретов мастерства от учителя к ученику, или сохранит систему профессионального образования, вопросы систематизации опыта, его концептуального оформления останутся главной задачей человека познающего. А это ведь и есть суть научной работы, и способы такой работы следует изучать и совершенствовать.

    Литература

  1. Абабков В. А. Клинический патоморфоз неврозов и его причины // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В. М. Бехтерева. – 1992. – С. 16-25.
  2. Александровский Ю.А. Пограничные психические расстройства. М., 2000.
  3. Алёхин А.Н. О предмете медицинской психологии. Исторический аспект // Известия РГПУ им. А.И. Герцена 2009. № 100. С. 87-96.
  4. Анцупов А.Я., Кандыбович С.Л., Крук В.М., Тимченко Г.Н., Харитонов А.Н. Проблемы психологического исследования. Указатель 1050 докторских диссертаций. 1935-2007 гг. М., 2007.
  5. Беребин М.А. Организационно-методические проблемы профессиональной подготовки и деятельности клинического психолога. Доклад на методологическом семинаре кафедры клинической психологии РГПУ им. А.И. Герцена. 02.04.2010: http://clinicpsy.ucoz.ru/index/0-120
  6. Василюк Ф. Е. Методологический смысл психологического схизиса // Вопросы психологии. № 6. 1996. С. 25-40.
  7. Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса //  Собр. соч. В 6 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1982. [1927] С. 386-389.
  8. Дмитриева Т.Б., Положий Б.С. (ред.) Руководство по социальной психиатрии. М., 2009.
  9. Журавлев А.Л., Юревич А.В. (ред.) Теория и методология психологии. Постнеклассическая перспектива. М., 2007.
  10. Кошкина Е.А. Эпидемиология алкоголизма в России на современном этапе // Психиатрия и психофармакотерапия. 2001. Т. 3. № 3.
  11. Курпатов А.В., Алёхин А.Н. Психософия: методология, развитие личности и психотерапия. – СПб.: «Сенсор», 2002.
  12. Мазилов В.А. Методологические проблемы психологии. – Ярославль: МАПН, 2006.
  13. Пископпель А.А. Научная концепция: структура, генезис (историко-методологические очерки развития современного научного знания) М., 1999.
  14. Смулевич А.Б. Депрессии в общей медицине: Руководство для врачей. М., 2001.
  15. Чуркин А.А., Михайлов В.М., Касимова Л.Н. Психическое здоровье городского населения. М.; Хабаровск, 2000.
  16. Юревич А. В. Психология в современном обществе // Психологический журнал. – 2008. – № 6. – С. 5-14.
  17. Юревич А.В. Поп-психология // Вопросы психологии. 2007. № 1. – С. 3-14.
  18. Baudrillard J. Simulacres et Simulation. Collection Débats. Galilée. 1981.
  19. Binswanger L. Grundformen und Erkenntnis menschlichen Daseins, Zurich, Max Niehans, 1942
  20. Foucault M., 1984. The History of Sexuality: Volume 3 – The Care of the Self, London: Penguin Books.
  21. Frankl V. Psychotherapy and existentialism. New York: Simon and Schuster, 1967.
  22. Mental health: facing the challenges, building solutions: report from the WHO European Ministerial Conference, Copenhagen, 2005.


Ссылка для цитирования

Алехин А.Н. Медицинская психология: поле практики и задачи научной дисциплины. [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. 2010. N 2. URL: http:// medpsy.ru (дата обращения: 30.06.2010).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.


В начало страницы В начало страницы