Симптом открытости (диптих):
В. Х. и В. В. Кандинские – патографический очерк

Якушев И.Б. (Архангельск)

Якушев Игорь Борисович

–  кандидат медицинских наук, врач-психиатр высшей квалификационной категории, доцент Северного государственного медицинского университета (Архангельск)

E-mail: yakushev87@gmail.ru

Аннотация. Генеалогические истоки родословного древа семейства Кандинских и сопоставление биографий двух деятелей русской культуры и науки (троюродные братья В.В. и В.Х. Кандинские) приводит к неожиданным параллелям между симптомом «открытости» и феноменом «прямого знания»; между психопатологией и мистикой пророчества. Не исключено, что оба этих феномена берут общее начало в шаманских экстатических психотехниках, претерпевая в дальнейшем персональные патоморфические изменения, отклоняющие два этих тренда друг от друга.

Ключевые слова: Кандинский, генеалогическое древо, поколение, династия, шаман, абстрактное искусство, Дао, цвет, предвидение, истерия.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

«Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон.
И внял я неба содроганье,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье…»

А.С. Пушкин «Пророк».

Генеалогические корни и родственные связи

Двое выдающихся деятелей отечественной науки и культуры – В.Х. Кандинский и В.В. Кандинский находились в близком родстве. Несмотря на это обстоятельство, а также то, что значительная часть жизни и деятельности обоих Кандинских протекала в российских столицах, их встреч в истории психиатрии и истории искусства не зафиксировано, а степень их родства в известных нам источниках прослежена неотчетливо, ограничиваясь лишь его лапидарной констатацией [3].

Генеалогическое древо семьи Кандинских отличается выраженной разветвленностью и обширностью, чему способствовало большое число детей в семье прадеда В.Х. и В.В. Кандинских, Хрисанфа Петровича Кандинского (1774-185?), вначале бывшего грабителем на таежных тропах Восточной Сибири и разбогатевшего благодаря этому промыслу, а затем ставшего купцом I гильдии и почетным гражданином города Читы (а в 1839 году – коммерции советником). Х.П. Кандинский привычно считается родоначальником фамилии Кандинских, однако, архивные исследования позволили отнести начало этой династии к более раннему времени: отцом Х.П. Кандинского был Петр Алексеевич Кандинский (1735-1796), якутский посадский, заключенный в острог за ограбление церкви в 1732 году и сосланный за это в город Нерчинск (второе поколение династии). Отцом же П.А. Кандинского был Алексей Кандинский (начало XVIII века) (первое поколение династии). Художник В.В. Кандинский писал, что предки его отца были ссыльными по политическим мотивам. Не исключено, что предки Кандинских жили близ реки Конда Тобольской губернии, от названия которой и произошла их фамилия.

У Х.П. Кандинского было пятеро братьев и две сестры (третье поколение), но эти семь династических линий не являются предметом данной работы. Детей же у почетного гражданина Читы Х.П. Кандинского было семеро: дочь и шестеро сыновей, из которых дедом В.Х. Кандинского был Иосаф Хрисанфович Кандинский (1799-1842), дедом В.В.Кандинского был Сильвестр Хрисанфович Кандинский (1794-1869) (четвертое поколение династии).

В пятом поколении фамилии Кандинских у С.Х. Кандинского было десять детей (пятеро сыновей и столько же дочерей). Одним из его сыновей был Василий Сильвестрович Кандинский (1832-1926), ставший впоследствии селенгинским купцом I гильдии и отцом художника В.В. Кандинского. В этом же поколении династии у И.Х. Кандинского было трое детей (двое сыновей и дочь). Одним из его сыновей стал Хрисанф Иосафович Кандинский (1826-?), ставший впоследствии нерчинским купцом и отцом психиатра В.Х. Кандинского.

Выдающийся русский психиатр Виктор Хрисанфович Кандинский родился в 1849 году в селе Бянкино Нерчинского района (ныне Читинская обл.). Выдающийся русский художник Василий Васильевич Кандинский родился в 1866 году в Москве.

Таким образом, В.Х. и В.В. Кандинские, имея общего прадеда, приходились друг другу троюродными братьями по отцовской линии.

Патографический очерк

Василий Васильевич Кандинский (1866, Москва, – 1944, Нёйи-сюр-Сен, близ Парижа) – живописец русского происхождения, основоположник абстракционизма.

Семейная хроника производит род Кандинских от знатных монгольских предков. В живописи начинал, как последователь В.Д. Поленова. С конца 1900-х годов самодовлеющая игра световых пятен и линий постепенно вытесняет из работ В.В. Кандинского образы реальной действительности. В его стремлении утвердить принципы «чистой» живописи, провозгласив творческий путь художника «самовыражением и саморазвитием духа», отразился путь индивидуального постижения мира. В 1911 году вместе с Фр. Марком он основывает художественное объединение «Синий всадник». В 1918 году ненадолго приезжает в Россию, возвратившись в Берлин в 1921 году и получив в 1928 году гражданство Германии. Занимается театром (инсценировка «Картинок с выставки» М.П. Мусоргского, планирует постановку балета). В связи с преследованиями со стороны национал-социалистов, объявивших искусство В.В Кандинского «дегенеративным», переезжает во Францию, получив в 1939 году французское гражданство. Писал стихи, теоретические трактаты, оставил мемуары.

Родословное древо семейства Кандинских имеет очень разветвленную крону. Ветви его пронизывают самые разные пласты культуры и этнографии, науки и коммерции… Среди побегов этого древа немало преждевременно увядших; много не развившихся по причине различных заболеваний, в том числе – и психических. Среди ветвей (или листьев?) древа семейства Кандинских есть, например, Варвара Земляницына, психически больная с кататоноформной симптоматикой, – часами с разведенными в стороны руками она «парила, словно чайка».

Психически нездоров был и один из самых известных представителей этого семейства Виктор Хрисанфович Кандинский – выдающийся русский психиатр, описавший синдром, получивший впоследствии его имя. Кандинский описывал этот синдром, анализируя собственные переживания и ощущения в период психотической вспышки: «Больной чувствовал себя тем более способным на роль главного руководителя переворота, что он находился в духовном общении с народом и мог непосредственно знать нужды и потребности разных классов общества… депутаты поочередно вступали своими умами в общение с умом Долинина (alter ego В.Х. Кандинского) и таким путем выражали свои политические требования… Надо отметить, что в это время, кроме дара, так сказать, всезнания и всеслышания (через таинственное общение с умами множества людей), у Долинина был и дар всевидения… больной внутренно видел все, что в те дни будто бы творилось в столице Китая… к чему излишние слова между единомышленниками, имеющими возможность общаться между собой духовно, без посредства языка…» [9].

Вполне возможно, что в числе далеких предков семейства Кандинских были тунгусские или бурятские шаманы. По крайней мере, такая версия объясняет некоторые особенности наследственности этого рода.

Очевидно, что на ранней стадии развития человеческого общества в шаманы или колдуны  попадали люди,  поведение  которых  не  укладывалось  в  общепринятые стандарты,

было непонятным или даже пугающим. И если человек слышал «голоса» и имел видения; то этот феномен воспринимался не как болезненный симптом, но как «подтверждение полномочий», как верификация посвященности субъекта, как дар свыше. Таким образом, в колдуны попадали люди с нестандартной (мягко говоря) психикой, и среди шаманов, видимо, было немало психически нездоровых людей. Мирча Элиаде пишет о сути шаманизма, как о «совокупности экстатических и терапевтических методик, цель которых - вступить в контакт с параллельным, но невидимым миром духов и заручиться их поддержкой для управления делами людей» [26], и вполне понятно, что лучше всего такими «экстатическими методиками» могли овладевать люди, склонные к особым состояниям психики. Многочисленные свидетельства о камлании шаманов описывают саму эту процедуру, как истерический припадок.

По словам В. Богораза, среди чукчей шаманами «становятся нервные, легко возбудимые люди» [4], многие «были истеричны, а некоторые буквально полусумасшедшие»  [4].  В. Иохельсон  пишет  о  юкагирских  и  корякских  шаманах:  «нервные

молодые люди, склонные к истерическим припадкам» [28]. Л. Штернберг о гиляках: «настоящие шаманы почти всегда – люди, страдающие разными видами истерии, благоприобретенной или, что чаще всего, наследственной… Это индивиды, наиболее легко поддающиеся гипнозу и автогипнозу» [26]. И. Лопатин отмечал у нанайских шаманов «склонность к нервным возбуждениям», иногда – «падучую болезнь» [15]. К. Рычков считал основными признаками эвенкийского шамана «раздражительность по малейшим поводам ко всему окружающему, пугливость, обычай выкрикивать и подпрыгивать»  [22]. Н. Гондатти о шаманах народности манси пишет, что «…они с детства впечатлительны, нервны, очень восприимчивы...» [5]. П. Паллас отмечал у ненецких шаманов «пужливость» [18], замечая, что всякое неожиданное прикосновение, новое впечатление «приводят сих людей вовсе вне себя и в некоторый род ярости» [18]. У лопарских шаманов этнографами отмечалась нервозность. В. Серошевский писал, что «…всякий якутский шаман является истериком» [23]. Бурятский шаман часто задумчив, уединяется, видит вещие сны (курсив мой), нередко бьется в припадках. Тувинский шаман, по словам Ф. Кона, «нервнобольной человек, страдающий галлюцинациями» [12]. В. Радлов писал об алтайских шаманах, что «призвание снисходит на них внезапно, проявляясь дрожью, слабостью, давлением в груди, лихорадочном вскакивании и выкриках, эпилептиформных припадках, неудержимом глотании первых попавшихся предметов» [31]. Психиатры начала ХХ века (Мицкевич С.) отмечают близость распространенной на Севере  «арктической истерии» [17] и шаманства. Исследователь шаманизма Г. Ксенофонтов называет его «культом сумасшествия» [13]. Согласно этим верованиям, духи забирают у человека душу, варят ее, едят, вкладывая затем в избранника другую душу, дающую своему обладателю новое качество: он становится способен к шаманству с его многообразными функциями.

У А.С. Пушкина в стихотворении «Пророк» описана почти аналогичная процедура:

«…Моих зениц коснулся он.

Отверзлись вещие зеницы,

Как у испуганной орлицы.

Моих ушей коснулся он, –

И их наполнил шум и звон:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дальней лозы прозябанье.

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

И он мне грудь рассек мечом,

И сердце трепетное вынул,

И угль, пылающий огнем,

Во грудь отверстую водвинул…» [19].

По существу, здесь изложен ненецкий миф с незначительными культуральными изменениями, и упомянуты именно те сакральные знания, которыми должен обладать шаман. «Исследуя… область фольклора, ученый может многому научиться у поэтов, которые путем интуиции угадывают часто то, что большинству из нас дается лишь после кропотливого собирания и изучения многочисленных фактов» [24].

Психиатр Виктор Хрисанфович Кандинский родился в 1849 году в глухом таежном восточно-сибирском селе Бянкино на реке Шилка. Туда нелегко попасть и сегодня. В 1867 году он поступил в Московский университет на медицинский факультет, окончив который, стал ординатором Временной больницы в Москве (сейчас – Вторая градская больница). В 1881 году Кандинский переехал в Санкт-Петербург, став ординатором психиатрической больницы Святого Николая Чудотворца. Многочисленные работы по психиатрии и философии постепенно сформировали его известность и авторитет врача-психиатра.

Впервые психическое заболевание проявилось у В.Х. Кандинского в 1877 году, во время русско-турецкой войны. Он был тогда судовым врачом на корабле «Великий князь Константин». После попытки самоубийства (Кандинский бросился в воду с борта судна), уже на берегу, в госпитале, врача стал преследовать псевдогаллюцинаторный образ гусара. Несмотря на психическую болезнь, являвшуюся очень серьезным препятствием для интеллектуальной деятельности, – сам Кандинский писал об этом так: «…читать было трудно, потому что занятию постоянно мешали галлюцинации слуха, и зрительные образы становились между глазами и книгой…» [2], – Виктор Хрисанфович интенсивно работал, издавая не только в России, но и в Германии работы по психиатрии и философии. В течение жизни Кандинский перенес еще несколько приступов болезни. Как минимум, один из них был спровоцирован самим врачом, поставившим аутоэксперимент с приемом опиума или экстракта конопли. Кандинский сознательно вызывал у себя болезнь, рассчитывая на ее дальнейшее изучение «изнутри». Последний приступ болезни случился у врача в 1889 году. Едва оправившись от него, Кандинский «под влиянием позыва к самоубийству, – пишет книгоиздатель М.В. Сабашников, – …взял из аптечного шкафа в больнице опиум и по возвращении домой принял безусловно смертельную дозу яда» [2].

Психиатр Кандинский был материалистом, однако, мистические настроения его далеких предков (бурят и тунгусов) нет-нет, да и прорывались в его текстах. В работе «Современный монизм» (1881 год) он писал: «Для монистов вселенная одушевлена до последнего атома» [2]. И к этой фразе можно подыскать аналогии, как в буддизме бурят, так и в языческом анимизме тунгусов.

Среди психиатрических тем и психических феноменов, которые интересовали В.Х. Кандинского, было «угадывание мыслей», что в известной мере соотносится с феноменом «открытости мыслей», как одном из признаков синдрома Кандинского. При этом симптоме больной патологически уверен в том, что его мысли известны окружающим, или наоборот – их мысли известны ему самому. Материалист психиатр Кандинский распространял симптом «открытости мыслей» только на людей, причем, безусловно полагал, что этот симптом является сугубо болезненным, патологическим явлением. Но тема «угаданных мыслей» возникла в его дальнейших исследованиях не случайно… Феномен глобальных пророчеств, серьезных предсказаний и малозначащих угадываний описан многократно и существует так давно, что успел стать частью мифологии.

Дочь троянского царя Приама Кассандру боги Олимпа наградили даром предвидения. Но в этот божественный дар была добавлена ложка дегтя: никто не верил ни одному пророчеству Кассандры. Таким образом, все ее предсказания почитались за безумие.

Феномен Кассандры не уникален. Многие известные люди обладали и обладают этим даром. Кто, к примеру, до полета Ю.А. Гагарина в космос мог предположить, что

«В небесах торжественно и чудно!

Спит земля в сиянье голубом…» [14] –

только М. Ю.  Лермонтов. Как  Лермонтов почти за сотню лет мог предвидеть, что

«Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь…» [14].

Каким образом Андрей Белый в 1919 году мог знать, что опыты и эксперименты с ядерной энергией приведут к угрозе атомной войны:

«Мир – рвался в опытах Кюри

Атомной, лопнувшею бомбой…» [3].

Что подсказало Велимиру Хлебникову дату Октябрьской революции? Откуда Джонатан Свифт мог знать о том, что сойдет с ума – ведь его фраза: «Я… начну умирать с головы» [25] предсказывает именно это? Почему Н.М. Рубцов написал: «Я умру в крещенские морозы…» [21], предсказав время своей смерти?

Что можно сказать о феномене Вольфа Мессинга?

Таких примеров в истории множество. Иногда предвидения носят вполне определенный характер, как у Эммануэля Сведенборга, однажды «увидевшего» с расстояния в несколько десятков километров пожар в Стокгольме и успокоившегося только тогда; когда он увидел (понял? узнал? почувствовал?); что огонь остановился всего в нескольких домах от его собственного (что абсолютно соответствовало действительности). Иногда предвидения имеют символическое содержание, как во сне К.Г. Юнга, который увидел «…чудовищный поток, покрывший все северные земли. Он простирался от Англии до России, от Северного моря до подножий Альп. Когда же он стал приближаться к Швейцарии, я увидел, что горы растут все выше и выше, как будто защищая от него нашу страну. Разыгрывалась ужасная катастрофа. Я видел могучие желтые волны, они несли обломки каких-то предметов и бесчисленные трупы. Потом все море стало кровью… Прошло две недели, и видение повторилось» [28], Этот сон был увиден осенью 1913 года и достаточно прозрачно говорил о грядущей мировой войне. Все это формально выглядит так, как если бы субъекту становились ясными замыслы Творца, Его тактика, стратегия и концепция мироздания.

Иногда,    впрочем,   предсказания    имеют    характер   невербальных   ощущений   или

предчувствий, не выразившихся в форме прямого пророчества или красноречивого символа, но оставшихся на уровне эмоциональных ощущений; словно человек уловил веяние времени, ощутил неясное томление в связи с предстоящим событием.    

В буддизме тех, кому ведомы высшие смыслы и тайны (это свойство носит название праджняпарамиты); и кто сознательно не достиг нирваны, так как помогает живущим на земле людям, называют бодхисатвами. Постижение же нирваны превращает бодхисатву в будду.

Василий Васильевич Кандинский, кузен Виктора Хрисанфовича Кандинского, известный художник, считающийся основоположником абстрактной живописи, начинал свой профессиональный путь, как юрист. В 1892 году он окончил юридический факультет Московского университета, а в 1893 году стал доцентом этого учебного заведения. Перед ним открывалась вполне определенная научная карьера. Однако в 1896 году Кандинский отказался от предложенной ему кафедры в Дерптском университете и навсегда связал свою судьбу с живописью. Прежде искусство занимало В.В. Кандинского лишь в свободное время, поглощая, впрочем, его всецело.

Первые его шаги в живописи были достаточно характерными для того времени. Среди интересовавших Кандинского художников были И.И. Левитан, И.Е. Репин, В.Д. Поленов, В.Э.  Борисов-Мусатов, И.Я. Билибин, то есть мастера, писавшие в достаточно традиционной манере. Однако, довольно скоро он отошел от прежних ориентиров и отправился на поиски новых форм и изобразительных средств. В истории живописи немного найдется мастеров, получивших широкое признание фактически всего за десять лет серьезных занятий искусством. Полотна и акварели В.В. Кандинского охотно раскупались; его работы выставлялись почти по всей Европе: в Берлине, Праге, Риме, Санкт-Петербурге, Варшаве, Будапеште, Вене, Москве, Гамбурге, Кракове, Одессе, Мюнхене, Висбадене, Дрездене, Дюссельдорфе…

Концептуальный кризис, случившийся в естествознании и совпавший с этим периодом творчества художника, оказал на него большое влияние. Сам Кандинский говорил о том, что разложение атома стало для него подобным внезапному разрушению мира. И здесь снова заставляют вспомнить о себе общие для Кандинских восточно-сибирские предки – «одушевленная до последнего атома вселенная» внезапно рухнула для художника. Разложение микромира на составные части словно продемонстрировало зыбкость макромира, вдруг ставшего неуютным и хрупким.

В 1908 году В.В. Кандинский купил дом в Мурнау (Баварские Альпы) близ Мюнхена. Этот период времени характеризуется для художника манерой, которая все в большей степени отнимала у объектов их реальные очертания, хотя люди, пейзажи и предметы еще были вполне различимы на его полотнах. Это время Кандинский сопроводил фразой: «В неясных мечтах неуловимыми обрывками рисовалось передо мною что-то неопределенное, пугавшее меня своей смелостью…» [2].

И в 1910 году он пишет «Первую абстрактную акварель» (Национальный музей современного искусства, Центр Жоржа Помпиду, Париж). В дальнейшем абстрактная живопись сначала частично, а затем и абсолютно, постепенно становится тем направлением, с которого Кандинский уже не сойдет. Хаос абстрактных пятен сменил гармонию образов.

Пусть живопись мастера и до периода абстракции нельзя назвать вполне реалистической, но на его полотнах все же внятно были видны человек, пейзаж и интерьер. В 1910 году колористическое безумие выплеснулось на холсты, вызвав недоумение или восхищение зрителей и теоретиков живописи. Быть может, тогда Кандинский стал бодхисатвой?

В 1913 году он написал стихотворение:

«Синее, Синее поднималось, поднималось и падало.

Острое, Тонкое свистело и втыкалось, но не протыкало.

Во всех углах загремело.

Густо-коричневое повисло будто на все времена.

Будто. Будто.

Шире расставь руки.

Шире. Шире.

И лицо твое прикрой красным платком.

И может быть оно еще вовсе не сдвинулось:

Сдвинулся только ты сам.

Белый скачок за белым скачком.

И за этим белым скачком опять белый скачок.

И в этом белом скачке белый скачок. В каждом белом скачке белый скачок.

Вот это-то и плохо, что ты не видишь мутное: в мутном-то оно и сидит.

Отсюда все и начинается…………

Треснуло………..» [2].

Поражает почти буквальное сходство этого стихотворения с 21-м параграфом из китайской «Книги перемен»:

«Содержание великого дэ подчиняется только дао. Дао бестелесно. Дао туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности содержатся образы. Оно туманно и неопределенно. Однако в его туманности и неопределенности скрыты вещи. Оно глубоко и темно. Однако в его глубине и темноте скрыты тончайшие частицы. Эти тончайшие частицы обладают высшей действительнотью и достоверностью.

С древних времен до наших дней его имя не исчезает. Только следуя ему, можно познать начало всех вещей. Каким образом мы познаем начало всех вещей? Только благодаря ему» [6].

Художник словно понял то же самое, что увидел несколько тысяч лет назад легендарный Лао Цзы, автор «Дао Дэ Цзин». Может ли такое совпадение быть случайным?

Цвет стал в творчестве Кандинского (литератора и живописца) главным  действующим лицом, способным передать настроение, эмоции и мысли автора. Предметы стали ненужными. В живописи мастера они бы выглядели тавтологией, плеоназмом.

Еще ранее художник заметил, что музыка, звук вызывают у него определенные цветовые, эмоциональные и образные ассоциации. Например, звук трубы соответствовал желтому цвету, который выражал для Кандинского назойливость и безумие, «остроту» и воспринимался  в  виде треугольника. Виолончель, барабан, фанфары соответствовали разным

оттенкам красного, означавшего помимо этого, – «движение внутри себя», «внутреннее кипение» и геометрически связывались с квадратом. Флейта ассоциировалась с синим цветом – цветом покоя, упорядоченности, «обладая   двумя   движениями:  от зрителя и центростремительным…» «Цвет – это клавиш; глаз – молоточек; душа – многострунный рояль. Художник есть рука, которая посредством того или иного клавиша целесообразно приводит в вибрацию человеческую душу» [7], – писал сам художник. (Феномен цветного слуха известен в искусстве: таким свойством обладали В.В. Набоков, Андрей Белый, А. Рембо, Ш. Бодлер, Ш. Гюисманс, Р. Вагнер, Э.Т.А. Гофман, А.Н. Скрябин, М.К.К. Чюрленис, Н.А. Римский-Корсаков, С.Т. Рихтер…)

В полотнах В.В. Кандинского, написанных между 1910 и 1914 годами желтый цвет «безумия» и красный цвет «внутреннего кипения», безусловно, доминировали («С красным пятном», 1911 год, собрание Стивена Хана, Нью- Йорк), вытесняя синий цвет покоя и порядка на периферию холста («Абстракция. Красный угол», 1914 год, собрание Сидни Э. Кон, Нью-Йорк) или же окружая его («Композиция VII», 1913 год, собрание Феликса Клее, Берн).

Если попытаться вникнуть в цветовую систему Кандинского, то можно увидеть, что предчувствия революции и мировой войны, а далее – войны гражданской звучат в его картинах довольно отчетливо.

Смутная неопределенная тревога во внешне благополучном, чуть ли не благостном мире прозвучала будоражащим диссонансом. На смену изысканному и пленительному, но слегка истеричному стилю модерн сначала пришли фовисты (от французского слова «fauve» – дикий), – Анри Матисс, Андре Дерен, Морис де Вламинк, а чуть позже появился абстракционист В.В. Кандинский. В 1913 году художник  пишет картину «Страшный Суд и Всемирный Потоп» (Собрание Леонарда Хаттона Хучнекера, Нью-Йорк), где уже не только цветовая гамма, но и само название пророчат грядущие катаклизмы. Бодхисатва подсказывал людям: пришла пора остановиться.

Это теперь историки, предсказатели прошлого, уверенно говорят о неизбежных предпосылках и неотвратимых необходимых и достаточных условиях, сложившихся в мире накануне первой мировой войны. Тогда же крушение мировой политической системы выглядело немыслимым. Могли ли думать обыватели Российской империи, встречая Новый, 1917 год, о том, что следующее Рождество им придется встречать при иной власти? Американские биржевики летом 1929 года не поверили бы, что уже в ноябре многие из них выбросятся из окон. А 15 августа 1991 года не слишком-то ясно предвещало 19 августа того же года и крах Империи, наступивший всего через четыре месяца.

И это предвидение мировой войны у В.В. Кандинского не единственное предсказание. В 1933 году он пишет картину  «Коричневатое» (Музей современного искусства, Сан-Франциско), словно имея в виду наступающий на Европу фашизм. В 1920-е годы в его полотнах можно увидеть фигуры, напоминающие ЛЭП («Композиция VIII» – 1925 год, музей Соломона Р. Гуггенхейма, Нью-Йорк или «Сюита № 424» – 1931 год, частное собрание, Париж), корпусы установок для запуска космических аппаратов («Налево» – 1923 год, частное собрание, Париж), и, несколько позднее, – подобия искусственных спутников Земли («Последняя акварель» – 1944 год, коллекция Нины Кандинской, Нейи-сюр-Сен).

Кандинский словно читал какие-то тексты на незнакомом языке и, не поняв их содержание в целом, уловил общую тональность наступающей эпохи. Сам он написал об этом так: «Абстрактная живопись оставляет «кожу» природы, но не уходит от ее законов.  Позвольте

мне это высокое выражение – законов космических. Переживания «тайной души» всех вещей, видимых нами в микроскоп или телескоп, я называю «внутренним взором» [2]. Этот взор проходит сквозь твердую оболочку, через внешнюю «форму» к внутреннему началу вещей и позволяет нам воспринимать всеми нашими чувствами внутреннее «пульсирование» этих вещей. И подобное восприятие у художника становится зародышем его творения. Так трепещет «мертвая» материя».

Не только В.В. Кандинский, но и ряд других художников почувствовал грядущий глобальный социальный и политический кризис. Значительная часть из них имела психические отклонения от общепринятой «нормы». Психическое заболевание гениального норвежца Эдварда Мунка, автора  незабываемого «Крика»; фобии и галлюцинации, сопровождавшие австрийского живописца Альфреда Кубина практически всю его жизнь; неординарная психика немецкого экспрессиониста Отто Дикса, - нанизывание имен на нить «безумной» темы можно продолжать почти бесконечно. Французский литератор (и психиатр!) Андре Бретон, признанный теоретик сюрреализма, говорил о принципе «чистого психологического автоматизма», который позволяет выразить «движение мысли… вне всякого контроля со стороны разума…» [2].

Можно ли в связи с этим говорить о психическом заболевании и у В.В. Кандинского? Конечно, ряд персональных особенностей художника нет-нет, да и наводит на подобные соображения. Пунктуальность и аккуратность, столь несвойственные живописцам (день, рассчитанный по минутам и неизменный галстук даже при работе в ателье с масляными красками); многосторонняя одаренность (живопись, литература, организаторский талант, кинематограф, театральная сценография, эскизы мебели и ювелирных украшений); пресловутая резкая смена жизненного направления (из юристов – в живописцы); непреходящий интерес к мистической литературе (Елена Блаватская, Рудольф Штайнер и проч.) – выглядят не более, чем, может быть, немного странно или экстравагантно. А с учетом тогдашних модных философских течений, некоторые «странности» таковыми считать не приходится вовсе. (Правда, наследственность у художника, все же, была не слишком-то замечательной именно в интересующем нас аспекте). Небезызвестный А.В. Луначарский вообще полагал, что Кандинский находился «в последнем градусе психического разложения» [16]. (Странным образом большевистский нарком просвещения оказался созвучен французскому философу ХХ века Жаку Лакану, который считал, что «психотик разговаривает с окружающими на языке символов»). Однако, большинство окружающих, все же художника сумасшедшим не считало.

И все же, все же… Странный ход мыслей В.В. Кандинского, его парадоксальное мышление, проявившееся не только в живописи, но и в литературе; а главное – само творчество художника, столь ярко демонстрирующее такой известный психиатрический феномен, как «инакомыслие» (нестандартное мышление, развивающееся парадоксальным образом), как кажется, говорят о том, что психическое заболевание, быть может, и не коснулось своим крылом Кандинского-художника, в отличие от Кандинского-психиатра; но колебания воздуха, вызванные этим крылом, пробудили тот оригинальный дар, без которого Кандинский-художник, возможно, остался бы в ряду эпигонов Поленова и Левитана или стал еще одним в длинном ряду экспрессионистов, но отнюдь не первым в истории живописи абстракционистом.

И «где граница между здоровьем и психической болезнью?» [10], – снова как бы вступает в полемику Кандинский-психиатр. «Между нормальным умственным состоянием и полным сумасшествием существует длинный ряд промежуточных состояний... Что такое психическая болезнь так же трудно определить… как и определить, что такое психическое здоровье» [11]. Остановившись на этой дефиниции, стоит отказаться от собственно психиатрической диагностики Кандинского-художника. Не этот предмет дискуссии является основным в данной статье.

Предвидение событий будущего В.В. Кандинским, как и многими другими людьми, прошедшими по грани между психическим заболеванием и психическим здоровьем, порой изумляет. Этот феномен совершенно необъясним с точки зрения материализма, и Кандинский-психиатр так и не смог предложить убедительной версии «угадывания мыслей» в своей работе. Однако, как кажется, все становится достаточно понятным, если, отказавшись от материализма, обратиться к другой системе доказательств.

Кандинский-психиатр считал, что «…цепь умозаключений, имея точкой исхода конкретные факты опыта, должна, не прерываясь восходить до высших обобщений нашей мысли» [8] (1890 год). То есть, используя аппарат левого, аналитического полушария головного мозга, ученый шел, поднимаясь по лестнице истины, не только не пропуская ни одной ступени, но и подолгу задерживаясь на каждой из них. В результате этого он, безусловно, поднявшись над современным ему уровнем психиатрической науки, все же не достиг цели. Между тем, сейчас известно, что хроническая перегрузка именно левого полушария является одним из многочисленных шизофреногенных факторов.

Кандинский же художник сразу оказался на нужной высоте, презрев каждую ступеньку в отдельности. Отказавшись от «контроля разума» по Андре Бретону, то есть, отключив аналитическую функцию левого полушария, он правым полушарием – органом синтеза и интуиции воспринял все то, о чем рассказали позднее его картины. И здесь снова возникает параллель между характером творчества В.В. Кандинского и традициями его предков: «совершенномудрый… осуществляя учение, не прибегает к словам» [6], сказано в даосской «Книге перемен». Именно это знание без слов, согласно Лао Цзы, является одним из основных элементов практики Дао. Такое знание – напрямую – наиболее эффективно, ибо позволяет не тратить время попусту, думая с помощью слов, медленно поднимаясь по ступенькам лестницы. Буряты-буддисты, предки художника знали об этом. Их знание и возможности передались Кандинскому по наследству, благодаря тому самому коллективному бессознательному, о котором писал К.Г. Юнг.

Предвидения и пророчества, известные в истории человечества, неопровержимо доказывают существование Бога. Только при этом условии иногда становится возможным «прочитать» то, что было предопределено и записано на каком-то носителе информации. Ведь если кто-то может что-то прочитать в грядущем, необходимо; чтобы Кто-то все это предварительно написал… Проблема только в том, что доступ к этой информации возможен не для всех, но лишь для избранных. Что же является критерием этой избранности? Что, говоря стихами Б.А. Ахмадулиной, возводит

«меж теменем и меж звездою

прозрачный перпендикуляр» [1].

(Почти тот же самый принцип коммуникации  описал  Пауль Клее: «…внешний мир – корни дерева, произведение искусства – крона, художник – ствол» [30]). Может быть, тот самый симптом «открытости мысли», описанный психиатром В.Х. Кандинским позволил его кузену, художнику В.В. Кандинскому, предвидеть будущее? Только симптом этот распространялся не на людей, как полагал Кандинский-психиатр, а на Самого Творца. И именно Его мысль стала понятной Кандинскому-художнику, Кандинскому-бодхисатве.

И не предсказывает ли, в таком случае, грядущую встречу с инопланетянами картина Кандинского «Голубое небо» (1940 год, Национальный музей современного искусства, Центр Жоржа Помпиду, Париж)? На фоне безоблачно-голубого неба здесь изображены странные фантастические существа, не имеющие ничего общего с земными организмами и, несмотря на это, явно живые. Они парят в небесах и ждут, когда же мы, наконец-то, их увидим.

Литература

1. Ахмадулина Б.А. Влечет меня старинный слог. – М.: ЭКСМО-Пресс. 2000.
2. Бараев В. Декабристы и семейство Кандинских. – М., 1991. – С. 131, 135-136, 144, 156-157, 161.
3. Белый А. Избранные произведения в двух томах. – М., 1990, Т. 1. – С. 241.
4. Богораз В.Г. Чукчи. Т. II. – М., 1939. – С. 107.
5. Гондатти Н.Л. Следы языческих верований у маньзов. // Известия общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. – 1880, Т. 48, Вып. 2. – С. 52.
6. Дао дэ цзин. – СПб., 1999. – С. 9, 47.
7. Кандинский В.В. О духовном в искусстве. – Нью-Йорк, 1967. – С. 64.
8. Кандинский В.Х. К вопросу о невменяемости. – СПб., 1890. – С. 36.
9. Кандинский В.Х. О псевдогаллюцинациях. – СПб., 1890. – С. 11.
10. Кандинский В.Х. О псевдогаллюцинациях. – М., 1952. – С. 97-100.
11. Кандинский В.Х. Общепонятные психологические этюды. Очерк воззрений на душу человека и животных. – М., 1881. – С. 155.
12. Кон Ф. // Журнал «Молодая гвардия». – 1922, № 6. – С. 68.
13. Ксенофонтов Г.В. Культ сумасшествия в урало-алтайском шаманизме. – Иркутск, 1929.
14. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений в четырех томах. – М.-Л., 1961. Т. 1. – С. 140, 543.
15. Лопатин И.А. Гольды амурские, уссурийские и сунгарийские. – Владивосток, 1922. – С. 283.
16. Луначарский А.В. Изо искусство на службе жизни. // Журнал «Красная панорама». – Л., 1929. – С. 4.
17. Мицкевич С.И. Мэнэрик и эмеряченье, формы истерии в Колымском крае. – Л., 1929. – С. 12 – 14.
18. Паллас П.С. Путешествия по разным провинциям Российского государства. Т. III. – C. 102.
19. Пушкин А.С. Собрание сочинений: В десяти томах. – М.: ГИХЛ, 1959. Т. 2. – С. 149.
20. Рохлин Л.Л. Жизнь и творчество выдающегося русского психиатра В.Х. Кандинского. – М., 1975.

21. Рубцов Н.М. Россия, Русь! Храни себя, храни! – Вологда, 1991.
22. Рычков К.М. Енисейские тунгусы.// Землеведение 1917 – 1922.
23. Серошевский В.С. Якуты. Опыт этнографического исследования. – СПб., 1896.
24. Фрэзер Дж. Дж. Фольклор в Ветхом Завете. / Дж. Дж. Фрэзер. – М.: ИПЛ 1985.
25. Шойфет М.С. Сто великих врачей. – М., 2004. – С. 44.
26. Штернберг Л.Я. Первобытная религия в свете этнографии. – Л., 1936. – С. 48.
27. Элиаде М. Словарь религий, обрядов и верований. – М.-СПб., 1997. – С. 318.
28. Юнг К.Г. Воспоминания, сновидения, размышления. – М., 1998. – С. 217- 218.
29. Jochelson W. The Koryak. // Jesup North Pacific Expedition. V. VI. Part. 1. 1905 – 1908. – P. 47.
30. Klee P. Theorie de lart moderne. – Paris, 1964. – P.32.
31. Radloff W. Aus Sibirien. B. II. – S. 16-17.

Ссылка для цитирования

Якушев И.Б. Симптом открытости (диптих): В.Х. и В.В. Кандинские – патографический очерк. [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. 2010. N 4. URL: http:// medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.