Личностная и семейная дисфункциональность родственников пациентов с героиновой наркоманией
Бочаров В.В., Шишкова А.М., Карловская И.Ф. (Санкт-Петербург)
Данная статья посвящена описанию и обсуждению первого этапа
исследования, направленного на изучение влияния хронического стресса на
психосоциальное функционирование человека (на модели семьи больного
героиновой наркоманией, где болезнь члена семьи выступает в качестве
постоянно действующего и крайне травматичного стресс-фактора).
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках
проекта проведения научных исследований ("Психологические детерминанты
психической дисфункциональности членов семьи пациентов с героиновой
наркоманией"), проект №12-36-01011.
|
Бочаров Виктор Викторович
– кандидат психологических наук, доцент, руководитель
лаборатории клинической психологии и психодиагностики НИПНИ имени
В.М. Бехтерева.
E-mail: WBoch@hotbox.ru
|
|
Шишкова Александра Михайловна
– кандидат психологических наук, старший научный
сотрудник лаборатории клинической психологии и психодиагностики
НИПНИ имени В.М. Бехтерева.
E-mail: shishaspb@mail.ru
|
|
Карловская Ирина Федоровна
– клинический психолог СПб ГУЗ МНД № 1.
E-mail: irinaskaya@mail.ru
|
Аннотация. Данная статья посвящена описанию и обсуждению первого
этапа исследования, направленного на изучение особенностей личностного
и семейного функционирования родственников (отцов, матерей, сиблингов
и жен пациентов с героиновой наркоманией). Проведенное исследование
позволило выявить значительную выраженность
«деструктивно-дефицитарных» форм проявления личностной
активности у всех обследованных родственников. Полученные данные
свидетельствуют о том, что различная степень выраженности личностной
дисфункциональности родственников наркозависимых оказывается тесно
связанной с ролевой структурой семьи. При этом, наибольшую личностную
дисфункциональность обнаружили матери и жены пациентов с героиновой
наркоманией. В процессе исследования также удалось выделить ряд
типичных семейных позиций характерных для родственников наркозависимых.
Ключевые слова: наркомания, личностные особенности, семейные
взаимоотношения, родственники пациентов с героиновой наркоманией,
личностная дисфункциональность, хронический стресс.
Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.
В современных условиях жизни запредельно высокий темп деятельности
и информационные перегрузки часто становятся повседневными (хроническими),
приводя человека в состояние чрезмерного психофизического напряжения,
то есть хронического стресса. Доказано, что воздействие хронического
стресса крайне негативно, оно приводит к «изнашиванию»
адаптационных механизмов организма, функциональной недостаточности
нервной и эндокринной систем, а также другим системным нарушениям,
провоцируя развитие смертельно опасных болезней, значительно снижая
продолжительность и качество жизни (Филаретова Л.П., 2009;
Tennen H., Swis J. 1991). Изучение механизмов психического
реагирования и адаптации в ситуации длительного и постоянного
воздействия психотравмирующих факторов, а также выявление специфики
влияния различных стрессоров на психическое состояние человека, в этой
связи приобретает большое фундаментальное и прикладное значение.
Несмотря на многочисленные работы по изучению стресса
(Китаев-Смык Л.А., 1983, Русалова М.Н.,1984; Абабков В.А.,
Перре М., 2004; J.C. Coyne, 1980; Folkmen S., 1988;
Cohen S., 1992 и др.) до сих пор не существует единого определения
этого понятия (Петровский А.В. Ярошевский М.Г., 1998). Одни
авторы изучают стресс на уровне особенностей реагирования организма
(Селье Г., 1960; Петунова А.Н., Алексеева Э.А.,
Иванова И.К., 2009), другие сосредотачивают внимание на уровне
личностного реагирования (Мясищев В.Н., 1995; Lazarus R.S.,
1967). Рассматривая воздействие стресса на человека, авторы чаще
описывают его в контексте острого краткосрочного воздействия стрессора
(Павленко И.И., 2012; Charles A. Morgan et al., 2001),
исследования посвященные изучению воздействия хронического стресса
редки и, как правило, описывают хронический стресс, связанный с различными
нагрузками, которые люди несут в процессе профессиональной деятельности
(Занковский А.Н., 1991; Юшкова О.И., 1997; Hockey G.R., 1986).
Так, существует многочисленная литература, посвященная синдромам
эмоционального выгорания, возникающим при разных видах профессиональной
деятельности (Куликов Л.В., Михайлова О.А., 2001; Белов В.Г.,
2010). Другие источники хронического стресса гораздо реже оказываются в
фокусе внимания ученых. Описания значительного влияние хронического стресса,
связанного с длительной болезнью, а также необходимостью ухода за больным
встречаются в зарубежной литературе (Sidell N.L., 1997;
Meyerstein I., 2005; Larsen P.D., 2009), в отечественной они
лишь единичны (Заборина Л.Г., 2008).
Следует отметить, что в настоящее время мало изученным остается
вопрос о стрессогенном воздействии деструктивных межличностных
отношений на психику человека. Традиционно исследователи рассматривают
роль различных физических стрессоров, например, вибрации
(Давыдова Н.С., 2003). В то же время важно подчеркнуть, что
сущностной атрибутивной характеристикой собственно человеческой среды
является ее интерперсональность. Иными словами, человеческая личность
живет не столько в физическом пространстве, сколько в пространстве
межличностных отношений, по существу, являясь его частью. Таким образом,
деструктивные межличностные отношения могут выступать в качестве
собственно человеческих, чрезвычайных по силе воздействия
стресс-факторов и являться хроническими, в силу особой субъективной
значимости определенного межличностного взаимодействия, например,
семейного. Именно в этой связи межличностные отношения, складывающихся
в семьях наркозависимых, могут оказывать сильное стрессогенное
воздействие.
Проведенное нами клинико-психологическое исследование показывает,
что в силу высокой значимости семейных отношений родственники больного
наркоманией, как правило, продолжают взаимодействовать с ним несмотря
на выраженное психотравмирующее воздействие этих отношений.
Психотравмирующее влияние таких взаимоотношений, во многом, связано
с высокой интенсивностью негативных переживаний, обусловленных
поведением и состоянием больного и, кроме того, оно, как правило,
значительно усиливается под влиянием общественной стигматизации
(Шишкова А.М., 2007).
Таким образом, для членов семьи наркозависимого межличностные
(внутрисемейные и социальные) отношения выступают в качестве фактора,
детерминирующего возникновение и поддержание у них хронического
стрессового состояния.
Существующие в настоящее время исследования семейных отношений
наркозависимого преимущественно посвящены изучению влияния семьи на
возникновение и развитие наркотической зависимости у одного из ее
членов. (Назаров Н.А., 2000; Sher K.L., 1991) Чаще всего
выделяют различные формы нарушения семейного функционирования и
патологизирующих типов воспитания, которые могут выступать в качестве
факторов риска возникновения и поддержания наркомании (Шабанов П.Д.,
2001). Существуют отдельные исследования, посвященные изучению динамики
семейных отношений в зависимости от продолжительности наркотизации
(Булатников А.Н., 1998; Менделевич В.Д., 2002). Эти работы
показали, что наркомания одного из членов семьи является психической
травмой для его родственников, которая может приводить к возникновению
у них психических и соматических заболеваний. При этом не исследованной
остается распространенность такой заболеваемости, не изучен вопрос о том,
кто из родственников наиболее нуждается в психологической помощи, не
определены формы оказания такой помощи. Широко используемый для описания
психического состояния, развивающегося у членов семьи больного зависимостью
от психоактивных веществ (наркомания, алкоголизм, токсикомания и др.)
термин «созависимость» (Шайдукова Л.К., Овсянникова М.В.,
2004; Рыбакова Т.Г., 2006; Beattie M., 2001) не имеет однозначного
определения. На данном этапе исследования проблемы «созависимости»
не представляется возможным выделить единую форму или типологизировать
проявления и этиологию данного расстройства.
В зарубежной литературе проблема психического состояния родственников
больных, подвергающихся постоянному стрессогенному воздействию,
определяется понятием «бремени семьи». Постулируется, что
такое «бремя» существенно ухудшает качество жизни родственников
и связано как с объективными (материальные и временные траты, ухудшение
отношений с окружающими, связанное с влиянием стигматизации), так и
субъективными (эмоциональные нарушения) компонентами.
Впервые термин «бремя семьи» (burden on the family)
упоминает американская социолог M. Treudley (Treudley M.,
1945). Автор определяет «бремя семьи» как комплекс
негативных последствий, связанных с заботой о психически больном
члене семьи. Последующие исследования, посвященные изучению
состояния родственников, занимающихся опекой больных с различными
формами психических расстройств, привели к тому, что болезнь одного
из членов семьи стали рассматривать в медицинской литературе
(DSM-III-R) как чрезвычайный по силе психотравмирующий фактор
(American Psychiatric Association, 1987). В настоящее время за
рубежом наиболее распространенными являются исследования, посвященные
изучению «бремени семьи» больных шизофренией,
неврологическими и соматическими расстройствами (Gibbons J.S.
et al., 1984; Schene A.H., 1990; Longo С.J. et al., 2006),
исследования «бремени семьи» наркозависимого лишь
единичны (Kirby K.C. et al., 2005). В отечественной литературе
описания, посвященные изучению «бремени семьи», практически
отсутствуют (Корень Е.В., Куприянова Т.А., Сухотина Н.К.,
2012).
Исследования, посвященные «бремени семьи», в некотором
смысле сходны с традиционной формой постановки вопроса о влиянии
стрессогенных факторов на жизнедеятельность человека. Так, изучение
стрессогенного влияние монотонии и других вредностей (например,
вибрации), связанных с особенностями той или иной работы, сходны с
изучением стрессогенного воздействия болезни близкого человека
на членов его семьи, которые в силу необходимости опекать его
вынуждены постоянно справляться с определенными трудностями
(финансовыми, эмоциональными и др.), нарушающими их обычную
жизнедеятельность. Такой подход позволяет сформировать представление
о своеобразном «выгорании» родственников, постоянно
подвергающихся эмоционально-стрессовым перегрузкам.
Таким образом, на данном этапе изучения хронического стресса
авторы исследуют стресс индивидуального человека, однако, в случае
болезни одного из членов семьи, воздействию стресса подвергается
семейная система в целом. В этой связи как семейная структура, так
и динамика оказывают опосредующее влияние, усиливая или ослабляя
его воздействие на членов семьи, в зависимости от того, какую роль
они играют в семейных взаимоотношениях. То есть одни члены семьи
оказываются под относительно большим давлением стресс-факторов, в
то время как другие могут избегать их воздействия. Такое
перераспределение со временем трансформирует всю семейную систему,
часто приводя к ее полному или частичному распаду, в результате
которого наиболее вовлеченные в болезнь члены семьи оказываются
полностью изолированными и лишенными какой-либо поддержки.
В этой связи, изучение воздействия хронического стресса на
семейную динамику является необходимым для разработки эффективной
системы помощи больным и их близким. Исследование непосредственного
воздействия хронического стресса на семейную динамику представляется
затруднительным в силу целостности (множественно взаимной
обусловленности) и высокой степени интимности семейных отношений.
Поэтому первым этапом изучения влияния хронического стресса на
семейную систему, имеющим научно-практическое значение, может стать
выявление наиболее страдающих от стрессовой нагрузки, то есть в
максимальной степени затронутых болезнью близкого членов семьи.
Целью настоящего этапа исследования является изучение
особенностей личностного и семейного функционирования родственников
пациентов с героиновой наркоманией для определения наиболее
нуждающегося в психологической помощи члена семьи вследствие
хронической стрессовой травматизации.
Задачи исследования:
1. Изучение особенностей личностного функционирования
родственников больного героиновой наркоманией.
2. Анализ характера семейных отношений родственников
больного героиновой наркоманией.
3. Выявление членов семьи, несущих наибольшую
стрессовую нагрузку.
Исследование проводилось при помощи клинико- и экспериментально-психологических
методов. В качестве тестовых методик применялись:
• «Я-структурный тест Г. Аммона»
(«Ich Structur Test Ammon», ISTA) в адаптации Ю.Я. Тупицына,
В.В. Бочарова и др. (Я-структурный тест Г. Аммона., 1998);
• «Шкала семейного окружения —
ШСО» (Family environmental scale), адаптированная С.Ю. Куприяновым
(Куприянов С.Ю., 1985).
Также в исследовании использовалась специально разработанная
клиническая карта, позволяющая оценить социально-психологические
и клинические характеристики, определяющие основные условия
существования членов семьи наркозависимого.
Родственники, принявшие участие в исследовании (91 человек),
были разделены на 4 группы.
Первую группу составили 18 отцов пациентов с героиновой
наркоманией. Важно отметить, что участвовать в исследовании было
предложено 26 отцам. Отказ от исследования аргуметировался такими
фразами, как: «вопросы не по адресу», «у меня
лично все в порядке». Средний возраст отцов составил 58±2,2
года. Среди обследованных отцов 56% имели высшее и 44% — среднее
специальное образование. На момент обследования 92% отцов состояли
в браке, постоянную работу имели 84%, совместно с наркозависимым
проживали 56% отцов.
Вторую группу составили 32 матери пациентов с героиновой
наркоманией (средний возраст составил 54±3,2 года). Среди
обследованных матерей 68% имели высшее и 32% — среднее
специальное образование. На момент обследования 57% принявших участие
в исследовании матерей состояли в браке, постоянную работу имели 82%,
совместно с наркозависимым проживали 84% матерей пациентов с героиновой
зависимостью.
Третью группу составили 11 сиблингов (5 братьев и 6 сестер)
наркозависимых. Средний возраст обследованных сиблингов составил
32±2,8 года. Среди обследованных сиблингов 26% имели высшее,
4% — незаконченное высшее и 70% — среднее специальное
образование. В браке состояло 46% обследованных сиблингов, на момент
обследования 20% из них проживали совместно с наркозависимым.
В четвертую группу вошли 30 жен пациентов с героиновой
наркоманией (средний возраст — 33±2,2 года). Все испытуемые
имели высшее образование и постоянную работу. На момент обследования
64% обследованных жен проживали совместно с наркозависимым.
В дальнейшем планируется продолжить исследование родственников
наркозависимых. Так на данном этапе исследования практически не
удалось привлечь к участию мужей (обследовано 2 человека), жены
которых страдают наркотической зависимостью, поскольку мужья
объективно оказываются значительно менее вовлеченными в процесс
реабилитации своих супругов.
Математическая обработка полученных данных проводилась с
использованием компьютерной программы статистической обработки
данных SPSS. Сравнительный анализ результатов тестовых методов
в группах отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов с героиновой
наркоманией был проведен при помощи критерия Краскала-Уоллиса
для независимых выборок, а также критерия U Манна-Уитни.
Для исследования личностных особенностей родственников
наркозависимых применялись клиническая беседа, клиническое
наблюдение, а также «Я-структурный тест Г. Аммона».
В таблице 1 представлены результаты, полученные по «Я-структурному
тесту», которые позволяют проанализировать, у кого из
обследованных родственников пациентов с героиновой наркоманией
центральные Я-функции личности оказываются наиболее деформированными.
Таблица 1
Соотношение средних значений показателей по «Я-структурному
тесту» в ответах отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов
с героиновой зависимостью
Условные обозначения для p: 0,05 соответствует *; 0,01
соответствует **; 0,001 соответствует ***
Как видно из таблицы, статистически достоверные различия шкальных
значений по методике «Я-структурный тест Г. Аммона»
в исследуемых группах были обнаружены по шкалам: «Дефицитарная
агрессия», «Деструктивная тревога», «Дефицитарная
тревога», «Дефицитарное внешнее я-отграничение»,
«Деструктивное внутреннее я-отрганичение»,
«Конструктивный нарциссизм», «Деструктивный
нарциссизм», «Конструктивная сексуальность»,
«Деструктивная сексуальность» и «Дефицитарная
сексуальность».
Для адекватного понимания интерпретации полученных результатов
следует учитывать, что конструкция теста отражает теоретические
представления о структуре и особенностях развития центральных Я-функций,
которые согласно взглядам Г. Аммона обычно находятся в сфере
неосознаваемого, то есть представляют собой субъективно
неконтролируемые формы деятельности. Ограниченный объем статьи не
позволяет дать развернутую содержательную интерпретацию показателей
данной методики (см. Я-структурный тест Г. Аммона, 1998).
При сравнении групп отцов и матерей наркозависимых
статистически значимые различия выявлены по шкалам: «Дефицитарной
агрессии», «Деструктивной тревога»,
«Дефицитарного внешнее я-отграничение», «конструктивного»
и «деструктивного» нарциссизма, а также «конструктивной»,
«деструктивной» и «дефицитарной» сексуальности.
При этом, у матерей наркозависимых выявляются более высокие показатели
по всем перечисленным шкалам, за исключением шкал «конструктивной»
и «деструктивной» сексуальности.
Более высокий показатель по шкале «Дефицитарной агрессии»
у матерей по сравнению с отцами пациентов с героиновой наркоманией
свидетельствуют о том, что для них в большей степени характерно
отчуждение собственных планов и потребностей, сужение круга интересов.
В беседе матери чаще, чем отцы наркозависимых, жаловались на свою
неспособность отказать, сказать «нет» (в том числе и
собственному наркозависимому ребенку), которая зачастую препятствует
реализации их собственных планов, заставляет жертвовать своими интересами.
Важно подчеркнуть, что несмотря на меньшую выраженность
тенденций объективированных показателем «Дефицитарной
агрессии», у отцов отмечается значительное снижение
показателя «Конструктивной агрессии». При этом,
наиболее выраженной из Я-функций агрессии у отцов является ее
«деструктивная» форма, что подтверждает выявленную
у них в ходе клинико-психологического обследования неспособность
поддерживать длительные отношения, склонность к разрушению контактов,
эмоциональному и мыслительному обесцениванию других людей и
межличностных отношений.
Значительно более высокий показатель по шкале «Деструктивной
тревоги», выявляемый у матерей наркозависимых, отражает то,
что у них, по сравнению с отцами, чаще возникает выраженная тревога,
они более склонны к беспокойству и волнениям даже по самым
незначительным поводам, чаще ощущают недостаточность контроля над
ситуацией. Так, практически все обследованные матери наркозависимых
описывали состояние переживаемой ими тревоги как «невыносимое»,
«загоняющее в угол», мешающее сосредоточиться на какой-либо
деятельности дома и на работе. Такое состояние субъективного связывалось
ими с болезнью ребенка и сопровождалось мыслями о неразрешимости
сложившейся ситуации, о собственном бессилии, обвинениями себя и
окружающих.
Вероятно, возникновение более выраженного состояния тревоги у
матерей по сравнению с отцами наркозависимых связано с тем, что
у матерей также отмечается более выраженное нарушение личностной
функции «внешнего я-отграничения». Такое нарушение
проявляется в том, что матери ощущают свою связанность с употребляющим
наркотики «словно через пуповину». Показатель по шкале
«Дефицитарного внешнего Я-отграничения», выявленный у
матерей наркозависимых, подтверждает, что они склонны к
симбиотическому слиянию, а не к равноправным зрелым партнерским
отношениям. Для них также является типичным ощущение слабости,
открытости, беспомощности и незащищенности. Отцы наркозависимых,
по сравнению с матерями, лучше сохраняют внешние границы собственной
личности.
Более низкие показатели по шкалам «конструктивного»
и «деструктивного» нарциссизма у отцов по сравнению
с матерями наркозависимых отражают обнаруживаемое у них в ходе
клинико-психологического обследования ощущение собственной
несостоятельности, прежде всего, в отцовской роли, а также чувство
вины в связи с возникновением болезни ребенка. Так, отцы часто
говорили о том, что: «были слишком заняты работой»,
«мало времени уделяли воспитанию», некоторые из них
в качестве причины начала наркотизации у ребенка называют собственную
супружескую неверность. Так же в ходе клинико-психологического
обследования у некоторых отцов выявлялись коммуникативные особенности,
ярко проявляющиеся в присутствии супруги, когда она фактически
брала на себя роль «транслятора» мыслей и переживаний
мужа. Речь идет не о коммуникативных нарушениях у отцов наркозависимых,
а о том, что характер их общения зачастую предопределен ролевой
структурой семьи, где супруга занимает доминирующую позицию. Следует
отметить, что среднегрупповой показатель по шкале «Конструктивного
нарциссизма» у отцов наркозависимых значительно ниже
нормативного диапазона, в то время как у матерей он укладывается
в нормативные границы. То есть несмотря на преобладание
«деструктивных» и «дефицитарных» показателей
над «конструктивными» по данной шкале в обеих группах,
у матерей наркозависимых самооценка, как самоценность и себялюбие,
оказывается более высокой. В то же время у матерей наркозависимых
отмечается более выраженное субъективное переживание недооцененности
и непонятости окружающими по сравнению с отцами наркозависимых, что
подтверждается более высокими значениями по шкале
«Деструктивного нарциссизма».
Показатели, полученные по шкалам «конструктивной»,
«деструктивной» и «дефицитарной» сексуальности,
отражают большую сохранность и значимость личностной сексуальной
активности у отцов по сравнению с матерями наркозависимых.
При сравнении групп отцов и сиблингов наркозависимых
статистически значимые различия выявлены по шкалам:
«Деструктивное внутреннее я-отграничение» и
«Конструктивный нарциссизм».
Более высокие показатели по шкале «Деструктивного
внутреннего я-отграничения» у отцов по сравнению с сиблингами
наркозависимых отражают более выраженное, чем у братьев и сестер
наркозависимых, стремление отцов к жесткой ориентации на сугубо
рациональное постижение действительности, их попытку отгородиться от
собственных эмоциональных и чувственных переживаний.
Более высокий показатель по шкале «Конструктивного
нарциссизма» у сиблингов наркозависимых отражает то, что
они, как и матери, ощущают большую собственную ценность и значимость
по сравнению с отцами таких больных.
При сравнении групп отцов и жен наркозависимых
статистически значимые различия выявлены по шкалам: «Деструктивная
тревога», «Дефицитарное внешнее я-отграничение»,
«Конструктивный нарциссизм» и «Дефицитарная
сексуальность».
Полученные данные отражают то, что жены, как и матери
наркозависимых, переживают более выраженную тревогу (показатель
по шкале «Деструктивная тревога») и более склонные к
созданию «симбиотических» отношений с окружающими
(показатель по шкале «Дефицитарное внешнее
я-отграничение»), в первую очередь с наркозависимым, по
сравнению с отцами таких больных.
Более высокий показатель по шкале «Конструктивного
нарциссизма» у жен наркозависимых показывает, что они, так
же как матери и сиблинги наркозависимых, ощущают большую собственную
ценность и значимость по сравнению с их отцами.
Высокий показатель по шкале «Дефицитарная сексуальность»
у жен наркозависимых отражает выявленные при клинико-психологическом
обследовании особенности их личностной сексуальной активности. Так,
у большинства участвовавших в исследовании жен практически отсутствовала
сексуальная связь с партнером. При заполнении «Я-структурного
теста» молодым женщинам приходилось «вспоминать»,
какими могут быть сексуальные отношения.
При сравнении групп матерей и сиблингов наркозависимых
статистически значимые различия выявлены по шкалам: «Дефицитарная
агрессия», «Деструктивная тревога»,
«Дефицитарное внешнее я-отграничение»,
«Деструктивное внутреннее я-отграничение»,
«Деструктивный нарциссизм»,
«Деструктивная сексуальность».
При этом у матерей наркозависимых отмечаются более высокие
значения по всем перечисленным шкалам, кроме показателя шкалы
«Деструктивная сексуальность».
Различия матерей и сиблингов во многом сходны с описанными
выше отличиями между отцами и матерями. При этом особое внимание
следует обратить на показатели шкалы «Деструктивное внутреннее
я-отграничение», которые оказываются статистически выше у
обоих родителей по сравнению с сиблингами. Такие результаты отражают
стремление матерей и отцов наркозависимых отгородиться от собственных
эмоциональных и чувственных переживаний.
Статистический анализ не выявил различий между группами
матерей и жен наркозависимых.
При сравнении групп жен и сиблингов наркозависимых
статистически значимые различия обнаружены по шкалам:
«деструктивной» и «дефицитарной» тревоги,
а также «Дефицитарного внешнего я-отграничения».
Более высокие значения по всем перечисленным показателям у жен
наркозависимых по сравнению с сиблингами отражают то, что у жен в
большей степени выражена тревога, стремление к созданию симбиотических
отношений. Кроме того, у них отмечается значительное нарушение
сигнальной функции тревоги, то есть способности эмоционально
опредмечивать риск (показатель «Дефицитарной тревоги»),
что подтверждает данные клинико-психологического обследования, в частности,
сама попытка создания и поддержания семейных отношений с больным героиновой
наркоманией может рассматриваться как значительная недооценка опасности,
связанной с наркотизацией выбранного ими партнера.
На рисунке 1 представлен усредненный профиль шкальных оценок по
«Я-структурному тесту» у отцов, матерей, сиблингов и жен
пациентов с героиновой наркоманией, позволяющий проанализировать
тенденции, характерные для личностного функционирования обследованных
родственников в целом.
Типы шкал: кон. — конструктивный, дес. —
деструктивный, деф. — дефицитарный
Рис. 1. Усредненный профиль шкальных оценок по
«Я-структурному тесту» у отцов, матерей, сиблингов
и жен пациентов с героиновой наркоманией.
Представленные на рисунке 1 данные свидетельствуют о том, что
личностный профиль «Я-функций» всех обследованных
родственников наркозависимых характеризуется выраженным превышением
«деструктивных» и «дефицитарных» шкал над
«конструктивными» по всем рассмотренным базовым
личностным функциям. По ряду шкал средние значения показателей
выходят за границы нормативного интервала, установленного для
данной методики в диапазоне 40-60 баллов.
Такие низкие оценки по шкалам «конструктивности»
у родственников наркозависимых свидетельствуют о снижении уровня
базового доверия к миру и низкой способности к установления
доверительных интерперсональных отношений.
Деструктивная тревога разной степени выраженности, наблюдаемая
у всех близких наркозависимых, сопровождается у матерей состоянием
беспомощности (показатель «Дефицитарная агрессия»),
в то время как у других родственников она выражается
активно-деструктивной позицией, что в соответствии с концепцией
Г. Аммона говорит о большей сохранности Я-функций личности.
Потеря внутренней автономии (показатель шкалы «Дефицитарое
внешнее Я-отграничение»), наиболее выраженная у матерей и жен
наркозависимых, компенсируется ими за счет сверхжесткой регламентации.
Иначе говоря, они пытаются не допускать в сознание сигналы собственной
чувственной сферы, а строить жизнь на основе выученных правил, что, в
свою очередь, не позволяет им гибко реагировать и адекватно оценивать
окружающую действительность (показатель шкалы «Деструктивное
внутреннее Я-отграничение»). Такие отношения с собственным
внутренним миром характерны для всех родственников наркозависимых.
Необходимо отметить, что у сиблингов периоды сдерживания собственных
чувственных переживаний чередуются с «наплывами»
неконтролируемых бессознательных импульсов (показатель шкалы
«Дефицитарное внутреннее Я-отграничение»).
Показатели по шкалам нарциссизма говорят о том, что у всех
родственников наркозависимых страдает самооценка, при этом в ряде
случаев для них характерно полное ощущение собственной
несостоятельности и/или враждебности окружающего мира. Данные,
полученные по этим шкалам, также отражают наличие депрессивного
состояния различной степени выраженности у всех родственников
наркозависимых.
Значительное нарушение Я-функции личностной сексуальности у
родственников наркозависимых, указывает на неспособность устанавливать
доверительные взаимоудовлетворяющие партнерские отношения. Данная
Я-функция является интегрирующей в своей основе и для ее успешной
работы должны существовать достаточно сохранные конструктивные
функции «Я», прежде всего, конструктивная агрессия,
конструктивный страх, устойчивые коммуницирующие границы
«Я». Вероятно, ее выраженное нарушение у всех
членов семьи наркозависимого связано с отказом от их собственной
личной жизни в пользу болезни близкого.
Изучение характера семейных отношений родственников больного
героиновой наркоманией, помимо клинико-психологических методов,
проводилось при помощи «Шкалы семейного окружения»
(ШСО).
В таблице 2 представлены результаты, полученные по ШСО в
группах обследуемых родственников.
Таблица 2
Соотношение средних значений показателей, имеющих статистически
достоверные различия по ШСО, в ответах отцов, матерей,
сиблингов и жен пациентов с героиновой зависимостью
Условные обозначения для p: 0,05 соответствует *;
0,01 соответствует **; 0,001 соответствует ***
Статистически достоверные различия шкальных значений по
методике ШСО в исследуемых группах были обнаружены по шкалам:
«Сплоченность», «Экспрессивность»,
«Конфликт», «Независимость»,
«Ориентация на достижения», «Организация» и
«Контроль», в то время как показатели по шкалам
«Интеллектуально-культурная ориентация»,
«Ориентация на активный отдых» и
«Морально-нравственные аспекты» не имеют статистически
значимых различий.
Анализ полученных данных проводился как с учетом различий,
имеющих уровень статистической значимости, так и при оценке
различий, выявляемых на уровне тенденций, поскольку это позволяет
рассмотреть характерные особенности семейного взаимодействия
близких наркозависимого в большей полноте.
Полученные данные говорят о том, что для отцов
наркозависимых характерны следующие особенности восприятия
семейной ситуации: ощущение семьи как сплоченной, открытой
(то есть позволяющей свободно выражать собственные эмоции
и переживания) и способной оказывать поддержку, сочетается
с тем, что они в наименьшей степени ощущают конфликтность
внутрисемейной ситуации. При этом отцы не стремятся поощрять
членов семьи к независимости и не пытаются контролировать их.
Можно предположить, что демонстрируемая отцами картина
восприятия семейной ситуации связана с часто наблюдаемой при
клинико-психологическом обследовании отстраненной позицией по
отношению ко всему происходящему в семье. Возможно, такая
позиция обусловлена неосознанным и/или сознательным стремлением
отцов наркозависимых избежать чрезмерного стрессового напряжения,
возникающего в семье в связи с наличием больного героиновой
наркоманией ребенка.
Матери наркозависимых наиболее, из всех членов семьи,
ориентированы на поощрение своих близких к достижениям в
различных сферах деятельности, вовлечены в организацию
семейной жизнедеятельности и стремятся контролировать
других членов семьи.
Для сиблингов наркозависимых характерно ярко выраженное,
по сравнению с другими близкими, стремление к самостоятельности и
независимости от семьи, они также не ориентированы на достижения,
не принимают участие в организации семейной жизни и не стремятся
контролировать других, при этом остро ощущая проявления конфликтных
отношений в семье.
Жены пациентов с героиновой наркоманией более остро, по
сравнению с остальными родственниками, ощущают проявления конфликтных
отношений в семье. Они одновременно поощряют стремление своих
наркозависимых мужей к независимости и пытаются контролировать их.
Разнонаправленность этих тенденций, вероятно, во много обуславливает
высокую напряженность и конфликтность внутрисемейной ситуации.
Таким образом, проведенное клинико- и экспериментально
психологическое исследование, направленное на изучение особенностей
личностного и семейного функционирования родственников пациентов
с героиновой наркоманией, позволило выявить значительную выраженность
«деструктивно-дефицитарных» форм проявления личностной
активности у всех обследованных родственников.
Данные клинико-психологического исследования полностью согласуются
с результатами, полученными с помощью тестовых методик и перекликаются
с имеющимися в литературе описаниями психологического и психического
статуса членов семьи больного героиновой наркоманией (Рыбакова Т.Г.,
2006; Хайрутдинова А.Ф., 2006).
Вместе с тем, данное исследование показало, что различная степень
выраженности «деструктивно-дефицитарных» реакций у
родственников наркозависимых оказывается тесно связанной с ролевой
структурой семьи. При этом наибольшую личностную дисфункциональность
обнаружили матери и жены пациентов с героиновой наркоманией.
Полученные результаты подтвердили данные других исследователей
о постепенном изменении структуры и динамики отношений в семьях
больных героиновой наркоманией с течением болезни (Булатников А.Н.,
1998; Менделевич В.Д., 2002).
На основе клинико-психологического и тестового методов в процессе
исследования удалось выделить ряд типичных семейных позиций,
характерных для родственников наркозависимых.
Для матерей наркозависимых свойственна доминирующая позиция в
семье, они, как правило, являются тем, кто принимает большинство
решений в семье, организуя ее жизнедеятельность. При этом у матерей
часто возникает ощущение «непомерной нагрузки», ложащейся
на их плечи. Бесплодные попытки контролировать жизнь собственных
родственников порождают ощущение своего бессилия, чувство отчаяния и
враждебности окружающего мира.
Во многом сходную позицию занимают и жены пациентов с героиновой
наркоманией, по большей части реализуя ее в отношениях с супругом.
Для отцов характерна пассивно-отстраненная позиция с минимальной
артикуляцией семейного неблагополучия. Сиблинги, как правило, активно
стремятся отстраниться от семейного взаимодействия, при этом, напротив,
остро переживая конфликтные отношения.
Все выше описанное свидетельствует о том, что наркозависимость
одного из членов семьи выступает в качестве хронического стресс-фактора,
имеющего выраженное психотравмирующее влияние на всю семейную систему.
Стресс-нагрузка перераспределяется между членами семьи в зависимости от
их роли и позиции, в большинстве случаев определяемой характером
родства. Такое перераспределение, в свою очередь, становится
травмирующим фактором и элементом патологического развития семейной
динамики, порождая чувство одиночества, отчужденности и забытости у
одних, «сизифовой» бесплодности — у других и приводя
к существенному снижению чувства собственной ценности, а также ощущению
невозможности каких-либо позитивных изменений — у третьих.
Фактор семейного перераспределения стрессовой нагрузки, таким
образом, становится самостоятельной детерминантой, усиливающей
воздействие стресса на членов семьи.
Стресс-травматический эффект наркомании не может пониматься как
изолированный, то есть возникающий исключительно в интерперсональных
отношениях каждого члена семьи с больным наркоманией, а, напротив,
всегда опосредован и опосредует всю семейную систему. Следовательно,
для повышения эффективности реабилитационных мероприятий необходимо
принимать во внимание характер актуально складывающихся семейных
отношений и те стресс-нагрузки, которые возникают у каждого из
членов семьи наркозависимого.
Литература
1. Абабков В.А., Перре М. Адаптация к стрессу.
Основы теории, диагностики, терапии. – СПб.: Речь, 2004. –
166 с.
2. Заборина Л.Г. Базисные убеждения родителей
детей-инвалидов в условиях хронического стресса: дис. … канд.
психол. наук. – М. – 207 с.
3. Занковский А.Н. Профессиональный стресс и
функциональные состояния // Психологические проблемы
профессиональной деятельности. – 1991.
– № 1. – C. 144-156.
4. Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. –
М.: Наука, 1983. – 368 с.
5. Клинико-психологическая оценка динамики родительской
семьи больных опийной наркоманией / А.Н. Булатников и др. // Материалы
международной конференции психиатров, Москва,16-18 февраля. – М.: РЦ
«Фармединфор», 1998. – С. 299-300.
6. Клинико-психофизиологические характеристики
профессиональных стрессогенных нагрузок у врачей скорой помощи /
В.Г. Белов, Ю.А. Парфенов, Д.П. Ломоть и др. //
Вестник Российской военно-медицинской академии. – 2010. –
Т. 2. – С. 108-114.
7. Корень Е.В., Куприянова Т.А., Сухотина Н.К.
Групповая психосоциальная мультисемейная терапия с родителями семей
и подростков с расстройствами шизофренического спектра: пилотное
исследование // Социальная и клиническая психиатрия. – 2012.
– Т. 22. – № 1. – С. 71-76.
8. Куликов Л.В., Михайлова О.А. Виды трудового
стресса // Психология психических состояний / под ред. А.О. Прохорова.
– Казань. – 2001. – Вып. 3.
– С. 245-255.
9. Куприянов С.Ю. Роль семейных факторов в
формировании вариантов нервно-психического механизма патогенеза
бронхиальной астмы и их коррекция методом семейной психотерапии:
дис. … канд. психол. наук. – Л.: НИПНИ им. В.М. Бехтерева,
1985.
10. Менделевич В.Д., Садыкова Р.Г. Психология
зависимой личности или Подросток в окружении соблазнов. – Казань,
РЦПНН при КМРТ. И.: Марево, 2002. – 240 с.
11. Мясищев В.Н. Психология отношений под ред.
А.А. Бодалева. – М.: Изд-во «Институт практической
психологии»; Воронеж: НПО «МОДЭК», 1995. –
356 с.
12. Назаров Е.А. Наркотическая зависимость и созависимость
личности в семье: автореф. дис. … канд. психол. наук. – М.,
2000. – 25 с.
13. Нарушение основных параметров стресс-реализующей
системы при действии на организм локальной вибрации / Н.С. Давыдова,
А.В. Лизарев, Е.А. Абраматец и др. // Медицина труда и промышленная
экология. – 2003. – № 3. – С. 32-35.
14. Павленко И.И. Особенности первой помощи при
острой травме // Психология и право. – 2012. – № 3. –
C. 1-10.
15. Петровский А.В. Ярошевский М.Г. Основы теоретической
психологии. – М.: ИНФРА – М, 1998. – 528 с.
16. Петунова А.Н., Алексеева Э.А., Иванова И.К. Влияние
экзаменационного стресса на функциональное состояние организма //
Бюллетень Восточно-Сибирского научного центра СО РАМН. – 2009.
– Т. 2. – № 2. – С. 286-287.
17. Русалова М.Н. Экспериментальные исследования
эмоциональных реакций человека . – М.: Наука, 1979. – 170 с.
18. Рыбакова Т.Г. Медико-психологическая помощь
созависимым членам семей больных алкоголизмом: пособие для врачей.
– СПб.: НИПНИ им. В.М. Бехтерева, 2006. – 30 с.
19. Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме.
– М.: Медгиз, 1960. – 255 с.
20. Филаретова Л.П. Стресс и язвообразование в желудке:
гастропротективная роль глюкокортикоидных гормонов // Российский
физиол. журн. им. И.М. Сеченова. – 2009. – T. 95,
№ 10. – С. 1160-1170.
21. Хайрутдинова А.Ф. Особенности взаимосвязи
личности наркозависимых и их родителей: автореф. дис. …канд.
психол. наук. – Казань., 2006. – 22 с.
22. Шабанов П.Д., Штакельберг О.Ю. Наркомании:
патопсихология, клиника, реабилитация / под ред. А.Я. Гриненко. –
СПб.: Изд-во «Лань», 2001. – 460 с.
23. Шайдукова Л.К., Овсянников М.В. Преклинические
изменения поведения у созависимых родственников больных опийной
наркоманией // Российский психиатр. журн. – 2004. – № 6.
– С. 33-36.
24. Шишкова А.М. Влияние стигматизации на семейные
отношения больных опиатной наркоманией // Психоневрология в современном
мире: Материалы юбилейной научной сессии, Санкт-Петербург, 15-18 мая 2007 г.
– СПб: НИПНИ им. В.М. Бехтерева, 2007. – С. 233.
25. Юшкова О.И. Роль сменного умственного труда в
формировании хронического производственного стресса: автореф. дис.
… д-ра мед. наук: 14.00.07. – М., 1997. – 42 с.
26. Я-структурный тест Г.Аммона: опросник для оценки
центральных личностных функций на структурном уровне: пособие для
психологов и врачей / авторы-сост. Ю.Я. Тупицын, В.В. Бочаров, Т.В.
Алхазова, Е.В. Бродская. – СПб.: Науч.-иссл.
психоневр. ин-т им. В.М. Бехтерева, 1998. – 70 с.
27. Beattie M. Codependent no more. – Hazelden,
2001. – 250 p.
28. Charles A. Morgan, Maj. Gary Hazlet, Sheila Wang,
E. Greer Richardson, Jr., Steven M. Southwick. Symptoms of Dissociation in
Humans Experiencing Acute, Uncontrollable Stress: A Prospective
Investigation // American Journal of Psychiatry. – 2001.
– Vol. 158. – P. 1239-1247.
29. Cohen S. Stress, social support, and disorder // In
H.O.F.Veiel, U. Baumann (Eds.). The meaning and measurement of social
support. – Washington DS: Hemisphere, 1992. – P. 109-124.
30. Coyne J.C., Lazaiys K.S. Cognitive stule, stress
perception and coping // J.L. Kutash, L.B. Schlesinger (Eds.).
Handbook on stress and anxiety. San Francisco: Jossey-Bass, 1980. –
P. 144-158.
31. DSM-III-R: Diagnostic and statistical manual of mental
disorders. – 3rd ed., revised. – Washington, DC: American Psychiatric
Association, 1987.
32. Folkmen S., Lazarus R.S. Coping as a mediator of
emotion. – Vollrath, 1988. – P. 466-475.
33. Gibbons J.S., Horn S.H., Powell J.M., Gibbons J.L.
Schizophrenic patients and their families: A survey in a psychiatric service
based on a DGH unit // British Journal of Psychiatry. – 1984. –
Vol. 144. – P. 70-77.
34. Hockey G.R. A state control theory of adaptation to
stress and individual difference in stress management // Energetics and human
information processing / Eds. G.R. Hockey, A.W. Gaillard, M.G. Coles.
– Dordrecht, 1986.
35. Kirby K.C., Dugosh K.L., Benishek L.A., Harrington V.M.
The significant other checklist: Measuring the problems experienced by
family members of drug users // Addictive behaviors. – 2005.
– Vol. 30. – P. 29-47.
36. Larsen P.D. Chronicity. Lubkin I.M, Larsen P.D (eds).
Chronic Illness: Impact and Interventions. 7th ed. Sudbury, MA: Jones and
Bartlett Publishers. – 2009. – P. 3-25.
37. Lazarus R.S. Cognitive and personality factors underlying
threat and coping // Psychological stress / Ed. M.H. Appley, R. Trumbull. – N.
Y.: Applcton Century Crofts, 1967. – P. 11-21.
38. Longo C.J., Fitch M., Deber R.D., Williams A.P. Financial
and family burden associated with cancer treatment in
Ontario, Canada. Support Care Cancer (2006) 14: 1077-1085.
39. Meyerstein I. Sustaining our spirits: spiritual
study/discussion groups for coping with medical illness // J Religion Health.
– 2005. – Vol. 44(2). – P. 207-225.
40. Schene A.H. Objective and subjective dimensions of family
burden // Social psychiatry and psuchiatric epidemiology. – 1990. –
Vol. 25, № 6. – P. 289-297.
41. Sher K.L. Characteristics of children of alcoholics:
putative risk factors, substance use and abuse and psychopathology / K.L. Sher,
K.S. Walitzer, P.K. Wood, E.E. Brent // Journal of Abnormal Psychology.
– 1991. – Vol. 100. – P. 427-448.
42. Sidell N.L. Adult adjustment to chronic illness: a review
of the literature // Health Soc Work. – 1997. – Vol. 22(1). –
P. 5-11.
43. Tennen H., Swis J., Affeck G. Personality and daily
experience: The promise and the challenge // J. Pers. – 1991. –
Vol. 59. – P. 313-337.
44. Treudley M. Mental illness and family routines // Mental
Hygiene. – 1946. – Vol. 15. – P. 407-418.
Ссылка для цитирования
УДК 159.972:616.89-008.441.13
Бочаров В.В., Шишкова А.М., Карловская И.Ф. Личностная и семейная дисфункциональность
родственников пациентов с героиновой наркоманией [Электронный ресурс] // Медицинская психология
в России: электрон. науч. журн. – 2012. – N 6 (17).
– URL: http://medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008
"Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате
число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
|